Часть 4. Приполярный Урал. Саранпаульская экспедиция - Александр Викторович Виноградов

поперёк гусениц брёвна, и трактор можно было бы сразу вытащить назад – или главным двигателем, или пусковым, или крутить вручную рукоятку пускового. А он начал дёргать машину вперёд-назад, и трактор сел окончательно. Сказал, что пригоним второй и выдернем первый. Я тогда даже не представлял себе, насколько сложны подобные операции по вызволению техники из болотистых мест.

На другой день подготовили другой трактор, взяли буксирный трос и выехали к первому. Выпал первый снежок и ударил лёгкий морозец до минус 10. Подъехали и зацепили тросом застрявшую машину, запустив перед этим её двигатель. Коля сел за буксир, а я за рычаги первого. Выезжать обоим тракторам приходилось задним ходом – спереди подъезда не было. Я включил задний ход на своей машине, и Коля одновременно натянул буксир – гусеницы моего трактора свободно вращались в няше, а усилий второго трактора не хватало, чтобы подтащить мою машину к твёрдой почве. Через малое время гусеницы Колиного трактора тоже забуксовали, и перед его трактора провалился в няшу. Отцепили буксирный трос и попытались выехать назад, но не тут-то было – гусеницы свободно вращались, а трактор погружался всё глубже. На этот раз нам хватило ума не крутить больше гусеницы и оставить второй трактор почти наверху со слегка погружённым передом. Уже темнело, и надо было двигаться назад в посёлок, пешком. Перед этим посмотрели токарный станок, до которого немного не доехали. Это была совсем древняя конструкция самого начала 30-х годов, по прозвищу "Лохматка". Одет я был достаточно тепло – меховой кожаный костюм и собачьи унты. Обратная дорога пешком 7 км в таком одеянии – и к концу пути уже мне небо казалось "с овчинку" – настолько я устал и еле двигал ногами. Однако ж не это было главное. Проблему тракторов мы должны были решать сами, т.к. помощи ждать было неоткуда – кругом тайга, и медведь – хозяин. Никакого транспорта в Толье больше не было, да и не могло до зимы подойти. А тут в конце октября неожиданно ударила оттепель и пошли дожди. Такая погодка длилась около 10 дней и где-то 9 ноября сразу ударили крепкие морозы и всё схватило ледяным панцирем. Хорошо ещё, что дня через три насыпало около 10 см снега, и немного потеплело.

И тут появилась новая проблема. В очередном сеансе связи с участком старший геолог Ким Высоцкий сообщил, что на горные выработки пришла одичавшая лошадь с огромными, отросшими копытами. Это была лошадь, потерянная во время летнего полевого сезона. Летом и ранней осенью она кормилась подножным кормом, а выпал снег – пришла к людям. Высоцкий сообщил, что корма для неё на участке нет совсем, и спросил меня, можно ли кормить её рисом? А я сходу продублировал такой же вопрос в экспедицию. Через день от Чепкасова В.А. пришёл ответ, что если моя зарплата позволяет, то можно кормить и лошадь рисом. Однако меры были приняты и мне радировали, чтобы я лично обеспечил сброс прессованных тюков сена с самолёта, который привезёт его в Толью. Мы быстро договорились с Высоцким о необходимых опознавательных знаках на земле.

Кроме того, в целях безопасности людей надо было предупредить о запрете захода в зону сброса. На другой день приземлился АН-2 с сеном, и я пошёл на борт. А перед этим положил свои валенки в духовку печи сушиться, сам же надел унты. Показал на карте-полумиллионке командиру экипажа точку сброса. Он же пригласил меня для гарантии в кабину на подвесное место бортмеханика, и я должен был визуально подтвердить, что прилетели именно в то место. После этого мне нужно было спуститься в грузовую кабину, бортмеханик должен был подвязать меня верёвкой сзади, открыть и зафиксировать дверь, и потом, по звуку сирены, я должен был сталкивать тюки с сеном в эту открытую дверь. Вообще-то такой работой, как правило, должны заниматься члены экипажа, но, в данном случае, они почему-то заставили это делать меня, не без основания считая, что такое "бомбометание" могло иметь и непредсказуемые последствия. Тем более, что такая "неприятность" с человеческой жертвой уже произошла год назад и совсем недалеко от этого места, но это я опишу позднее.

Расстояние тут было небольшое – около 50 км, и мы уже через 20 минут достигли ориентиров и площадки – в начале и конце были зажжены дымовые костры. Я подтвердил командиру цель и спустился вниз, в грузовую кабину. Пока самолёт делал холостые круги, бортмеханик обвязал меня за талию крепкой верёвкой, а второй её конец закрепил за металлические кронштейны противоположного борта и открыл дверь. Сам он тоже привязался перед этим. Из открытой двери хлынул мощный поток морозного воздуха, и открытое лицо стало мгновенно замерзать. Пилоты снизили машину, легли на "боевой" курс, и тут прозвучала сирена. Я успел столкнуть 2 тюка, как снова зазвучала сирена – больше не бросать, а самолёт пошёл на разворот. В это время я подтащил к двери новые тюки и спрятал лицо от ветра. Через мгновение опять сирена – я успел уже сбросить 3 тюка. На третьем витке сбросил остальные – было хорошо видно, что ложатся они в строго назначенное место. Тут же закрыли дверь, и бортмеханик начал мне оттирать щёки – всё-таки их успело прихватить, и они побелели. Быстро вернулись назад в Толью, и я побежал греться в дом. Там стоял какой-то запах палёного барана. Я не мог сначала понять, в чём дело. Потом зашёл Васильев и повинился, что пока я летал, он разжёг печь, не посмотрев в духовку. В результате мои валенки сгорели и пришли в полную негодность, что в общем-то сильно понизило мою манёвренность в горах на участке.

Так как никакого транспорта у нас в Толье и на участке не было, то ещё осенью было принято решение нанять 3 оленьи упряжки. Для чего в п. Няксимволь летал наш представитель, где он заключил договор с семьёй Анямова на транспортное обслуживание. Как только болота в ноябре замёрзли, они прибыли к нам своим ходом в Толью, преодолев расстояние в 160 км. Это была семья – отец и сын Илья и Мартин Анямовы. Они пригнали 3 упряжки оленей. Илья был в очень преклонном возрасте – ему было 80 лет, высокого роста, что совсем не характерно для народности манси, но двигался ещё очень шустро. Впрочем, и такое долгожительство совсем не характерно для этой народности. Русский язык он не понимал совсем. Кстати говоря, когда в 1970 году мы прилетали в отпуск в эти