Верю в нашу победу... Письма с фронта - Гаврилов

Армия била немцев плохо, так не было бы побед. Я уверена, что каждый из вас хочет победы над фашизмом. Но оттого, что вы занимаетесь плохо, не чувствуете полной ответственности, которая ложится на вас в эти суровые дни, нам тяжелее бороться.

…Полагаю, что в следующем письме, которое вы уже напишете сами, вы сообщите о своих успехах.

Хочу познакомить вас с нашими боевыми девушками-снайперами. Их у нас немало: Лида Онянова, Люба Макарова, Нина Лобковская, Клава Маринкина… Все они молоды, все хотят жить счастливой жизнью. И оттого, что хотят жить счастливо и быть независимыми, они беспощадно уничтожают подлого фашиста. Все девушки нашей группы награждены, большинство из них дважды, высокими правительственными наградами.

…Комсоргу, товарищу Балясной, зачитать это письмо на общешкольном собрании и сделать соответствующие выводы.

Комсорг роты А. Ш л я х о в а.

7 мая.

Милая мамочка! Из твоего письма я понимаю и чувствую, как тебе хочется увидеть меня. Встретиться, поговорить. Но я тебя заверяю, что мы встретимся, только не горюй и не тоскуй.

Милая мамочка, я очень рада за Василия, что имею такого замечательного брата. Я написала ему несколько писем, но от него, правда, ни одного слова. Я не сомневаюсь в том, что он писал. Возможно, где-то задержались письма или же затерялись. Пожелай ему быть храбрым, смелым, непобедимым… Чувствую, как сильно тянет вас к себе родная Украина. Но все же советую не спешить. Кончится война — поедем домой вместе.

Целую.

С а ш а.

4 октября. Латвия.

Мамочка, ты пишешь, чтобы я помогла вам отыскать Василия. Меня не меньше, чем вас, это беспокоит. Но это не так просто. Вы должны понять, что у нас ведь не было номера ни одной его полевой почты. Я даже не могу себе представить, на какой фронт он уехал. Но постараюсь обязательно разыскать.

Милые мои, я вас очень и очень прошу не расстраиваться. Ведь вы же прекрасно знаете, что не одни ваши дети на фронте, а таких очень много. Война. А война без потерь не бывает. И победа без боя не достается. Если не погибнут ваши кровные, так погибнут такие же, как ваши…

Пишите! Жду!

25 декабря 1944 г.

Здравствуйте, многоуважаемые Кузьма Пантелеймонович и Павлина Дмитриевна!

Пишет это письмо один из командиров подразделения, в котором служила ваша дочь Александра Шляхова. За прожитые мною 24 года я ни разу не встречал такого верного и сердечного человека, мужественного и отважного боевого товарища.

…За годы войны привык уже ко всему. Сколько раз приходилось прощаться с лучшими друзьями на поле боя, но проститься с Сашей было очень трудно.

Когда-нибудь я буду у вас. Все расскажу. Сам хоронил ее. После войны поедем к ней вместе с вами. Опишу вам дорогу. Из Москвы ходит поезд Москва — Рига, уже теперь ежедневно, а от Риги до г. Добеле всего километров 80. Туда есть поезд рабочий и дачный. Ходит два раза в день.

В самом городе Добеле очень хорошо. Народ латвийский приветливый… На могилу они принесли столько цветов!

Помните: у вас много хороших друзей, которые мстят за Сашу и которые никогда не оставят вас в беде.

С глубоким уважением капитан

Г р и н ч е н к о.

28 февраля 1945 г.

Здравствуйте, дорогие мои Павлина Дмитриевна и Люба!

Я не сравниваю свои переживания о Саше с Вашими, Павлина Дмитриевна. Ничто несравнимо с любовью матери, но поверьте, что это известие было чрезвычайно тяжелым и для меня. Мы были очень хорошими друзьями, и за моральную поддержку, совет и ласку Сашину я любил ее. Да, любил. Теперь об этом сокровенном чувстве можно сказать Вам.

Я безумно переживал ее первое ранение, которое было на глазах у меня. Я только тогда понял, как дорога она мне. Мы встретились через два месяца. Она в этот день вернулась из госпиталя — я уезжал, раненый. Затем я, будучи в госпитале, в г. Невеле, решил навестить ее. Но я пришел в ту минуту, когда она уезжала, и мы не смогли обменяться даже несколькими словами. С тех пор я не видел ее.

Я был бы очень счастлив, если бы все мои будущие друзья были подобны ей, моему Сашку, как часто я называл ее мысленно, но ни разу не назвал вслух.

Дорогие мои! Я не хочу успокаивать вас. Я хочу лишь разделить вместе с вами эту скорбь.

Сейчас поправляюсь от ран. Скоро буду вновь на фронте.

Коротко о себе. Мне 22 года, лейтенант, медик по образованию. На фронте с начала войны.

Г е р м а н  С в и н ц о в.

„РАДИ ЖИЗНИ ДЕТЕЙ“

Жарким августовским утром 1941 года Всеволод Шабашов покидал родной дом. Всю ночь проговорили с женой. Ни на минуту не сомкнули глаз.

— Игорю уже одиннадцатый год пошел, первым твоим помощником будет, Валя. И Лёне скоро в школу, тоже глядишь, подсобит, корову попасет. За Ниночкой посмотрит. Трудно, конечно, одной будет с ними, но ты духом не падай. Сейчас война — всем трудно.

Очень любил он детей. В первом же письме из-под Ленинграда писал:

«Сердце мое не так болит о себе, как о ребятах, особенно, когда вижу по дороге обездоленных войной детей и сирот. На душе становится очень тяжело. И такая злость поднимается на проклятых фашистов, что слов не хватает. Ради жизни детей буду я беспощадно истреблять этих поганых зверюг».

С фронта Всеволод Шабашов писал часто. Больше спрашивал о том, как они там, в тылу, живут, о детях, слал им свои отцовские наставления. О себе сообщал скупо, просил не волноваться. Беспощадная и ожесточенная борьба шла на подступах к городу Ленина, в самом пекле которой находился солдат-уралец.

«Фашистская гадина подползает к родному и любимому Ленинграду — колыбели социалистической революции, — писала в августовские дни сорок первого года «Правда». — Не бывать фашистам в городе Ленина! Страшным гневом наполнены сердца бойцов-защитников на Неве. Не миновать наглому и дерзкому врагу жестокой расплаты!»

В одном из оборонительных ноябрьских боев Шабашов получил ранение. Его доставили в госпиталь. Город задыхался в блокаде. Ленинградцы — старики, женщины, дети — гибли от варварских бомбардировок и артиллерийских обстрелов, от недоедания, голода.

Недолечившись, выпросился на передовую. Теперь он стал сапером. За несколько часов до атаки, перевалившись через бруствер, уползал с боевыми друзьями в ночную тьму. Под носом у врага они готовили