Тёмный гений Уолл-стрит: Непонятая жизнь Джея Гулда, короля баронов-разбойников - Эдвард Дж. Ренехан мл.

Уолл-стрит, которые в конце 1860-го и начале 1861 года искали возможности, пока Соединенные Штаты распадались на части. Если для сотен тысяч американцев с обеих сторон конфликта наступление Гражданской войны означало кровопролитие и душевную боль, то для большей части Уолл-стрит оно означало лишь возможность получить прибыль. «Наряду с обычными событиями, — вспоминал Дэниел Дрю, почти на тридцать лет старше Гулда и к 1860 году зарекомендовавший себя как самый зловещий и корыстный из операторов, — мы, парни с Уолл-стрит, спекулировали на судьбах войны, а это всегда приносит большие доходы на бирже. Это хорошая рыбалка в неспокойных водах».[167]

На Дрю, по общему мнению, было страшно смотреть: трупно худой и сутулый, он изо дня в день ходил в одном и том же древнем костюме, используя в качестве трости ободранный стержень старого зонтика. Его волосы были такими же помятыми, как и одежда, а манеры — такими же деревенскими, как и его корни, хотя он жил в прекрасном особняке на Семнадцатой улице, рядом с Юнион-сквер и домом Эверетта. Дрю родился на ферме в сельской местности Кармел, штат Нью-Йорк, в 1797 году и начал свою карьеру, работая грузчиком в цирке, а затем вступил в армию США в 1812 году в возрасте четырнадцати лет, получив стодолларовую премию, но так и не вступив в бой с британцами. После войны он стал дрифтером, который скупал скот у местных фермеров в графствах Вестчестер и Путнам, а затем приводил его в Манхэттен для перепродажи. Во время этих паломничеств Дрю обычно солил свое стадо, чтобы вызвать у них жажду, а затем останавливался в деревне Гарлем, чтобы полить водой свои запасы и увеличить вес коров, прежде чем продать их по фунту оптовикам в центре города.

Поселившись на Манхэттене в 1820-х годах, Дрю купил трактир «Бычья голова» на углу Третьей авеню и Двадцать шестой улицы и впоследствии выступал в качестве трактирщика и неофициального банкира для водителей. В 1830-х годах — примерно в то же время, когда он начал заниматься спекуляциями на Уолл-стрит, — он занялся пароходным бизнесом на реке Гудзон, основав пароходную компанию Peoples Line и завязав первое знакомство с Корнелиусом Вандербильтом. (Позже Дрю расширил свою деятельность, создав пароходные линии на юг вдоль побережья Джерси и на север через Лонг-Айленд-Саунд). В то же время Дрю заработал себе репутацию откровенного лжеца и мошенника. В тех случаях, когда он оказывался в невыгодном положении, Дрю обычно «приседал» — на уличном жаргоне это означало нарушение контракта — и укрывался за бомбардировкой надуманных судебных исков.

К моменту приезда Гулда Дрю — известный под разными именами: «Дядя Дэниел», «Большой медведь», «Дьякон» и «Урсус Майор» — был чем-то вроде легенды на Уолл-стрит: абсолютно беспринципный мастер финансового покера. Особой специализацией Дрю — помимо «поливания» акций фирм, в которых он имел власть, манипулируя их стоимостью, значительно превышающей реальную, путем чрезмерной эмиссии ценных бумаг — был «медвежий набег». Во время таких набегов Дрю вместе с другими объединялся для шортинга определенной акции, заимствуя акции, которые затем продавались по рыночной цене. Дрю и его коллеги предполагали, что стоимость данной ценной бумаги вскоре упадет, что позволит им купить больше акций по дешевке и вернуть их владельцу, а маржу между двумя ценами присвоить себе. В разгар типичного «медвежьего набега», как только он становился достаточно коротким, Дрю распускал слухи и иным образом подталкивал цену выбранной акции к снижению. В таких случаях он мало что оставлял на волю случая. Однажды он сказал Гулду, что спекулировать на Уолл-стрит без внутренней информации имеет столько же смысла, сколько гонять черных свиней в темноте.

Презираемый и завидующий, внешне благоговейный, цитирующий Библию Дрю стал примером спекулятивного успеха для целого поколения умных молодых людей, которые, хотя и пришли на Стрит с угрызениями совести, быстро поняли, что этика и амбиции не могут легко уживаться, по крайней мере, к югу от Вашингтон-сквер. Когда писатели более поздней эпохи порицали Гулда за его наглое коварство, они, похоже, забывали, что он был едва ли не одинок. На самом деле он был всего лишь одним — пусть и чрезвычайно талантливым — из стаи и был гораздо менее наглым и циничным, чем некоторые.

Первые месяцы работы на Уолл-стрит Джей провел, обгладывая ее края, заключая небольшие сделки, выигрывая и проигрывая, учась на своих ошибках. Как и прежде, молодой преданный, он проводил долгие дни, изучая информацию с монашеской самоотверженностью. Он также изучал ходы самых ловких игроков и узнавал, как можно использовать инструменты, чтобы получить либо деньги, либо кредит, необходимые для осуществления желаемого шага. Каждое утро в доме Эверетта он вставал рано и спешно завтракал. Затем он просматривал финансовые новости в различных нью-йоркских газетах. После этого он носился по улицам, входил и выходил из брокерских контор, покупал и продавал весь день, до пяти-шести вечера, когда возвращался в Эверетт-Хаус или в какой-нибудь ресторан, чтобы поужинать. Позже он заходил в «Вечернюю биржу Галлахера», где всегда можно было встретить самых голодных молодых самоистязателей — а Джей, несомненно, был одним из них.

Обход прекращался только по выходным. Выходя из дома Эверетта утром в субботу, 20 апреля 1861 года, через две недели после битвы при форте Самтер, Гулд увидел бы на Юнион-сквер более 100 000 ярых сторонников дела Севера. Прямо через площадь от дома Эверетта, на пересечении Четырнадцатой улицы и Бродвея, стоял облицованный кирпичом дом миллионера Корнелиуса Ван Шаака Рузвельта, деда малыша Теодора. И над домом Рузвельта, и над расположенным неподалеку отелем на Юнион-сквер с крыш были спущены массивные американские флаги. На самой площади недавно установленная бронзовая статуя Джорджа Вашингтона сидела, завернувшись в тот самый флаг, по которому стреляли на Самтере. Собрание 20 апреля, как вспоминал позже банкир Джон Остин Стивенс, должно было стать форумом, на котором население Нью-Йорка могло бы доверить «руководство своими действиями [купцам] города, главным представителям его богатства и влияния».[168] Интересно, стоял ли Гулд на площади?3 Интересно, стоял ли Гулд и слушал, как несколько ораторов — среди них майор Роберт Андерсон, герой битвы при Самтере, — призывали город к оружию в поддержку Союза.

Личные чувства Джея Гулда по поводу Гражданской войны не зафиксированы. В его личной переписке нет ни одного упоминания о весомых политических и социальных вопросах его эпохи — демобилизации, сецессии или каких-либо других. Если он и получил извещение о призыве, то, скорее всего, как и многие другие, купил себе замену, чтобы служить вместо него, ведь мы