Ирина Винер: Я – никто. Автобиография легендарного тренера - Ирина Александровна Винер-Усманова

Спустя полгода гимнастка основного состава травмировалась, к сожалению. Меня вызвали вновь, провели по партии. Ирина Александровна сказала: «Пока будет стоять Близнюк, она очень старается».

39

За год до Олимпийских игр в Рио-де-Жанейро мне присвоили звание Героя Труда Российской Федерации. Я была поражена: не понимала, как мне, тренеру, дали такую высокую награду. Громадная ответственность, огромное доверие. На вручении в Кремле Путин заметил мое волнение, и я сказала ему: «Олимпиада все ближе. Может быть, это слишком для меня, Звезда Героя перед столь серьезным событием».

Просыпалась и ложилась в тревоге, было боязно, что выступим мы не так, как положено. Не знала, сумею ли подготовить команду. Находиться в зале постоянно, а затем ехать в Бразилию я не могла. Болела мама, я должна была оставаться с ней.

Всегда говорю детям, что мама – это самое главное на Земле. Самый близкий друг – мама. Самое дорогое слово – «мама». Больше всех на свете надо уважать и любить свою маму. Больше спорта, больше тренера, больше Олимпийских игр.

Начала работать онлайн. Вела тренировки из маминого дома в Израиле. Мама говорила: «Работа онлайн не дело. Хотя бы какое-то время ты должна находиться в зале. Чтобы дети чувствовали: ты рядом. У них будет лучше получаться. И у тебя тоже». «У меня и так хорошо получается, – отвечала я. – На мониторе заметно больше ошибок, и общая картина лучше видна». Мама настаивала, и я вызывала сборную в Тель-Авив.

Мой брат, прекрасный художник, тоже изменил весь свой график, остановил проекты, чтобы за мамой ухаживать. Она говорила: «Я хочу жить как можно дольше, потому что рядом со мной каждый день мои сын и дочь».

Очень помогал мой супруг, делал все, что было необходимо.

Борис Винер:

Алишер Бурханович следил за тем, как идет лечение. Звонил по телефону, включался фейстайм, разговаривал с ней, как самый лучший сын, какой может быть у родителей. Мама радовалась его звонкам, ценила его внимание, уважение к ней.

Анастасия Максимова:

Когда тренировались в Израиле, Ирина Александровна часто ругала меня. Одна моя лента все время не так летела. По вечерам в гостинице я созывала девочек и отрабатывала. Холл был с высоким потолком и, как ковер, квадратный. В этом холле мы добивали элементы, которые в зале получались нестабильно.

Мария Толкачева:

В «Весне священной», которой в Рио мы должны были заканчивать, мой бросок первый. Ногой в перевороте четыре предмета – два обруча и две булавы. Ирина Александровна предупредила: «Как бросишь, так вы и выступите».

Вера Бирюкова:

В то время из-за допингового скандала решался вопрос, будет ли Россия в Олимпийских играх участвовать. Помню, как мы, вся пятерка, держались за руки: «Дай бог, чтоб все сложилось, чтоб мы поехали!»

40

Яна Кудрявцева:

На чемпионате мира, за год до Олимпиады, я выступала со сломанной ногой. Мне делали уколы и чего только не делали… Врачи удивлялись, как я вообще хожу.

Постепенно крошилась косточка, ладьевидная кость в стопе. До какого-то момента продержалась, а потом, когда взросление у девушки идет… Не то чтоб я стала толстой, но могла за день прибавить граммов триста-пятьсот. Думала, немного поправилась – фигня. Оказалось, не фигня. Сказали, что нужна операция и в большой спорт я вряд ли вернусь, восстанавливаться год буду. Позвонила Винер, она говорит: «Что делать. Здоровье важнее». Не покажет никогда, конечно, но я почувствовала, что расстроилась она.

После операции оказалось, что на восстановление надо всего пять месяцев, и я могу в Рио успеть. Программу мне составляла мой личный тренер, Елена Львовна Карпушенко. Отрабатывала ее с одной девочкой. Она и свою, и мою программу учила. Я смотрела – радовалась: «Какое у меня выступление будет замечательное!»

Три месяца неходячая была. Подкачивала пресс, ногу разрабатывала, сидела в зале со своим гипсом, болтала с кем-нибудь и крутила мяч на большом пальце. Крутила и придумала элемент, с тренером мы придумали. До меня много кто на пальце крутил, но не в элементе. А я в боковом равновесии сделала. Международная федерация дала мне «оригинальность» за него. Он «стоил» не три десятые, как «мастерство», а четыре.

Маргарита Мамун:

Винер редко ругала меня так сильно, как в период подготовки к Рио. Напор Ирины Александровны заставлял копаться в себе и искать ответ на вопрос, почему на тренировках у меня получается, а на соревнованиях нет. Я не понимала, что тренер не может залезть в мой мозг и выключить кнопку страха. Начала читать книги по психологии, анализировать и решение своей проблемы нашла.

Когда-то даже представить не могла, что поеду на Олимпийские игры. Была самокритична, недооценивала себя. Если мне говорили, что талантливая, сомневалась в услышанном.

На Олимпиаду ехала как вторая, Яна – как лидер. Несколько лет подряд она была абсолютной чемпионкой мира.

Амина Зарипова:

Ирина Александровна очень жестко обходилась с Ритой. Рита не понимала почему. Я объясняла: «Ирина Александровна так любит. Разреши ей так любить себя. Если б она была мягкой, ничего бы у нас не получалось».

Рита Мамун – девочка-ангел, но такой ангел, которого бес все время путал. Имея потрясающие данные, артистизм, она зацикливалась на элементах.

Перед чемпионатом России, за несколько месяцев до Олимпийских игр, у Риты заболел отец, находился на грани жизни и смерти. Но чемпионат России есть чемпионат России. Кто побеждает, тот имеет самые высокие шансы поехать на Олимпиаду. Надо быть в форме. И в первую очередь – в психической форме.

Амина переживала, что не может свою ученицу собрать, что она в ужасном состоянии. Я подошла к Рите и сказала открытым текстом: «Твой папа умирает, ты это знаешь. Каждый твой образ должен быть посвящен тому, чтобы ему стало лучше. Он должен чувствовать: ты думаешь о нем. Каждым своим движением проси у Бога за папу. Проси у Бога!»

Рита выступила блестяще. Амина начала обнимать ее, плакать, я не выдержала и спросила, в чем дело. Та ответила:

– Мне жалко Риту.

И я Амине врезала:

– Ты что творишь?! Не подходи к ней, не расслабляй! Я объяснила, что болезнь отца должна быть стимулом для