Черные сказки железного века - Александр Дмитриевич Мельник

да и Аманде в семидесятом году исполнилось всего четыре, так что она отца почти не помнит. А он так любил с ней играть — только времени на это вечно не хватало.

Патти — Джино. Март 2002 года

«Уважаемый синьор Стараччи!

Большое спасибо за статьи, которые Вы мне любезно прислали. Я прочла их с большим интересом. Кое-кого из тех людей, о которых Вы писали, я знала. Вы, я вижу, человек упорный, и мне это даже нравится. Но только я Вас разочарую — ничего особенного, ничего сверх того, что уже несколько раз описано в книгах, я рассказать не могу. А говорить о каких-то интимных подробностях нашей жизни не буду никогда — к счастью, насколько я поняла, они Вас и не интересуют. О начале карьеры Брюса Вам много может рассказать мистер Керр, они встретились на самой первой гонке Брюса, когда обоим было по 15 лет, и с тех пор практически не разлучались. Сейчас Фил живет здесь, в Новой Зеландии.

Всегда Ваша, Патти Мак-Ларен-Брикетт»

Автогонки в пятидесятые годы были тяжелой работой. А ведь Брюс Мак-Ларен не отличался крепким здоровьем.

У Брюса был редкий дар заводить друзей. Я сама не раз видела — стоило ему улыбнуться, перекинуться с собеседником парой слов, и совершенно незнакомый только что человек таял прямо на глазах и уже через несколько минут проникался к Мак-Ларену стойкой симпатией. Его любили все. Такого, конечно, не бывает, но его действительно любили все. Болельщики — за неизменную улыбку и легкую хромоту. Соперники — за то, что Брюс относился с уважением ко всем своим товарищам на гоночной трассе и вне ее, умел быть душой компании и никогда не сваливал вину при столкновении на другого.

Как-то, в самой первой его гонке на Большой приз в Европе, это было летом пятьдесят восьмого на старом «Нюрбургринге», на утренней тренировке, заходя в Лисью нору — есть там такой поворот — Брюс не посмотрел в зеркало и чуть не «убрал» самого Стерлинга Мосса. «Представляешь, — рассказывал он мне. — Слышу какой-то посторонний звук и чувствую запах горелой резины, смотрю вправо — о, боже! Переднее колесо "Вэнуолла" почти у меня в кабине! И мистер Мосс грозит мне кулаком... Он так и потрясал кулачищем, пока не скрылся из виду. Прихожу после разминки в боксы, а там меня Харри Брукс встречает: "Смотри, парень, уйди лучше от греха. Там тебя Стерлинг спрашивал. И вид у него был не самый добродушныый!" Ну, я и отправился прямо к Моссу — извиняться».

Много лет спустя, на одном из банкетов Брюсом восхищался босс Американского автоклуба, по-моему, звали его Кейсер: «Удивительный человек ваш муж. Ему нет никакой необходимости строить из себя что-то. Он везде остается обаятельнейшей личностью — и перед телекамерами, и на пресс-конференциях, и перед стартом гонки — умный, скромный, приветливый. Замечательный парень!»

Да... Замечательный. Не он первый это говорил. И даже не он последний... В начале сентября пятьдесят второго они и познакомились с Керром. Фил мне потом про этот день много рассказывал. Да и Брюс тоже. Но для Фила их встреча определила всю его дальнейшую жизнь. Двое мальчишек впервые вышли на старт настоящей автогонки — это был подъем на холм, который Папаша Лес устроил прямо у себя на участке, рядом с пляжным домиком в Муриваи. Разумеется, ребята держались вместе. Брюс говорил и говорил — о том, как отец купил старенький «Остин-7» и они целый год из дешевой английской малолитражки с мотором всего-навсего в семьсот пятьдесят кубиков делают гоночную машину. О том, как ему нравятся математика и черчение, а больше всего — автомобили. Как он учился проходить повороты между лимонным деревом и большой сливой в их саду в Ремуэре. Как прокатил однажды сестру и как она стучала зубами от страха. О том, что он хочет быть инженером и автогонщиком.

После многообещающего начала для Брюса наступили тяжелые времена. В 1963 и 1964 годах «Куперы» не отличались ни скоростью, ни надежностью.

Керр большей частью слушал — его будущее рисовалось родителям в куда более спокойных тонах: Фила ожидала карьера бухгалтера. «В самом деле? — переспросил Брюс, и в его голосе не было и тени насмешки, только неподдельное удивление. — Слушай, приходи в среду после школы к нам на Апленд-роуд. Я покажу тебе потрясающий чертеж — «ягуаровский» двигатель в разрезе: шесть цилиндров в ряд, два распредвала, просто фантастика! — и еще много интересного. Тебе понравится крутить гайки, вот увидишь!»

Брюс выиграл ту гонку, правда, не в абсолютном зачете, а в классе машин с объемом мотора до семисот пятидесяти кубических сантиметров. Сколько уж было у него соперников в этом самом классе, он мне не говорил. А я и не спрашивала. Но с того дня Фил действительно зачастил в гараж, что был за углом их дома в Ремуэре. Мастером у Папаши Леса работал Харолд Бардзли — большой такой, серьезный дядька, он очень многому научил мальчишек. В конце концов, Брюс смастерил какой-то расчудесный впускной трубопровод — так, кажется, называлась эта штуковина — к карбюратору. И так этот самый трубопровод хорошо работал, что Папаша с того самого момента сильно зауважал инженерные способности Брюса.

Да, но все это было еще до меня. До меня Мак-Ларен выиграл свою первую гонку — шестнадцатилетним, осенью пятьдесят третьего. До меня познакомился с Джеком Брабэмом — будущий трехкратный чемпион мира жил у Мак-Ларенов на Апленд-роуд во время первого Гран-при Новой Зеландии в пятьдесят четвертом. До меня, к счастью, случилась эта авария в Ардморе. Тогда прямо перед трибуной, на которой сидели родители Брюса, перевернулся «Феррари» под номером 64. Из-под обломков достали мертвое тело гонщика в желтом свитере. От ужаса Рут Мак-Ларен чуть не потеряла сознание — Брюс ездил в желтом свитере... «Ты не представляешь себе, Патти, что я пережила в эти минуты! — говорила мне Рут, и слезы стояли в ее глазах. — Лес тряс меня за плечи и кричал, что у Брюса машина под номером 46 и марки совсем другой. А я ревела и никак не могла остановиться». С тех пор Брюс в домашних гонках всегда выбирал номер 47.

В 1960 году Брюс выиграл первый же этап чемпионата мира, но в общем зачете уступил своему старшему товарищу по команде Джеку