Жизнь с гением. Жена и дочери Льва Толстого - Надежда Геннадьевна Михновец

что американка многие годы была президентом Международной женской лиги за мир и свободу, а в 1931 году стала лауреатом Нобелевской премии мира. В начале 1930-х годов американцы – «профессора, штампованные либералы и пацифисты» (по определению Александры Львовны) – симпатизировали Советам, в первую очередь они готовы были поддержать стремление большевиков к миру. Однако дочь Толстого заняла бескомпромиссную позицию: «Для меня пацифизм отца, его любовь к народу, желание облегчить его участь было искренним, глубоким убеждением, основанным на годами продуманном религиозном мировоззрении. Если говорить об уничтожении насилия, то всякого насилия; капитализма – то всякого капитализма, включая государственный капитализм; если говорить о пацифизме, то только о пацифизме, основанном на словах Христа „не убий“, а не только когда это выгодно одному атеистическому, беспринципному правительству, которое говорит о пацифизме, потому что не готово к войне. На эту приманку пацифизма и ловит наивных американских либералов советское правительство»[1646].

Через несколько месяцев, в Бостоне, ее встретил внук поэта Лонгфелло[1647], приезжавший в Ясную Поляну в юбилейном 1928 году, и он был разочарован, увидев в своей гостье непримиримого врага советской власти. Однако пошел на ее лекцию. Та встреча запомнилась Александре Львовне.

«Зал был набит до отказа. Публика самая разношерстная – интеллигенция вперемешку с простыми рабочими. Председателем собрания был пастор лет шестидесяти, кругленький, розовенький, лысый и очень доброжелательный человек.

Первая часть лекции, где я говорила об убеждениях отца, прошла благополучно, но когда я дошла до коммунистического эксперимента и описала жизнь в России после революции и как большевики исказили теорию самого Маркса (я знала, что в зале много социалистов), то почувствовала, что в зале уже началось беспокойное движение и недовольство.

Когда я кончила, поднялся неистовый шум. Часть зала бешено аплодировала, другая шикала, свистела, выкрикивала какие-то оскорбительные слова. Бедный пастор, как шар, метался по эстраде, не зная, как успокоить публику. Начались вопросы.

Сколько у меня акров земли и какое состояние я имела перед революцией? Был ли у меня графский титул, которого я лишилась? Преследовались ли религиозные секты в старой России?

Я отвечала.

Но вот вскочил какой-то человек и злобно, грубо закричал:

– Лектор, а чем вы объясняете, что вы приехали, как вы говорите, из голодной страны, Советской России, а вы так хорошо упитанны, вы, верно, весите около 200 фунтов?

Пастор замахал руками:

– Я не позволю здесь никаких вопросов, касающихся личности спикера, – сказал он.

– Разрешите, я отвечу, – попросила я. – А вот почему, товарищ, – сказала я, смеясь. – Из голодной Советской России я поехала в капиталистическую Японию, где прожила 20 месяцев. Здесь, в другой капиталистической стране, Америке, я нахожусь уже тоже несколько месяцев, вот я и отъелась на капиталистических харчах.

Снова поднялся невероятный рев. Часть публики хохотала, другая часть шипела.

– Лектор, – вскочил еще один „товарищ“, – будьте добры, объясните, почему в Советской России мы не слышим про гангстеров, киднапперов[1648], всяких жуликов, а здесь их так много… Чем вы это объясняете?

– А это очень просто, товарищ, – ответила я. – В Америке преступников сажают в тюрьмы, а в Советской России они управляют страной.

Опять рев, аплодисменты, хохот, шиканье…»[1649]

Лекция прошла хорошо, Толстая достойно приняла бой.

Вместе с тем со временем Александра Толстая начинала понимать, что русскому народу, оказавшемуся под пятой большевиков, извне, с Запада, вряд ли кто поможет, едва ли кто вникнет в его беды и нужды.

«Я никак не могла свыкнуться с мыслью о том, что западный мир не только не может избавиться от большевиков, но что почти во всех свободных странах неблагополучно. В Америке – депрессия. Во всех европейских странах недовольство; в Англии – голодные демонстрации, организованные коммунистами; в Японии – террористические убийства, война с Китаем, захват Маньчжурии[1650]; в Испании – назревающее недовольство… Наивно было думать, что русский народ может с какой-либо стороны ожидать помощи. Общественное мнение? Лидеры? Знаменитые писатели, как Стефан Цвейг, заигрывающий с Москвой; Бернард Шоу и леди Астор, которые поехали в Москву; Ромен Роллан, находящий всяческое оправдание большевизму и оправдывающий насилие тем, что народ против его желания надо вести к счастью и благополучию?..

Надежда на избавление, которая составляла главную цель и смысл всей моей жизни, постепенно испарялась… Церковь? Протестантские секты? Католики? Да, одна лишь Католическая церковь продолжала свою постоянную борьбу с большевизмом. Я обрадовалась, когда узнала, что папа Пий XI установил неделю молитвы и поста во имя борьбы с коммунизмом и атеизмом»[1651].

Толстая перечислила видных представителей европейской культуры, проявивших интерес к Советскому Союзу. В 1920-е годы французский писатель Ромен Роллан неоднократно выступал в поддержку Советского Союза. В 1931 году известный драматург и общественный деятель Б. Шоу и леди Астор, депутат палаты общин, приезжали из Англии в Москву и были приняты Сталиным. По возвращении Б. Шоу дал интервью, в котором высоко оценил сталинскую политику, и в последующие годы не раз публично выступал, в том числе в американской прессе, в ее поддержку. Его позиция оказала влияние на политику США в отношении СССР.

Так вспоминала Александра Львовна о том времени, когда сама, с одной стороны, еще верила, что новая власть на ее родине продержится недолго и все еще можно изменить, а с другой – начинала понимать, что надежды на улучшение ситуации в России тщетны. Прожитые затем годы подтверждали последнее.

В мировой политике происходили серьезные изменения. В конце января 1933 года Адольф Гитлер стал канцлером Германии. В СССР шла идеологическая зачистка, бесперебойно работала машина сталинских репрессий, коллективизацией завершалась борьба с крестьянством. Ранее, в 1932 году, Франклин Д. Рузвельт выиграл президентские выборы в США, сменив Герберта Гувера, а в марте 1933 года началось время его президентства и реформ, нацеленных на выведение страны из глубокого экономического кризиса. 17 ноября того же года были восстановлены дипломатические отношения США с Россией, прерванные в 1917 году пролетарской революцией.

«Америка, – писала Александра Толстая о том времени, – постепенно превращалась в великолепно приготовленное поле для широкой коммунистической пропаганды. 〈…〉 В газетах, по радио, даже в правительственных сообщениях – везде писалось и говорилось о „русском“ правительстве, везде писалось и говорилось о деятелях Советов, что „русские“ люди сделали то и то. Для многих американцев и, увы, для правительства Рузвельта коммунистическая власть, возглавляемая грузинским разбойником, участником экспроприации, беспринципным неучем Сталиным, удерживавшим власть лишь путем насилия, жестокости, пыток, убийств, грабежа крестьян и рабочих, это было „русское“ правительство.

И сила Сталина все росла и крепла. 〈…〉 Сталин признан Западом. Он правит одной из величайших стран мира.