Джон Фаулз - Дневники Фаулз

На следующий день пропала девушка из Тоттриджа, некая Маргарет Харвинг. Анализ фантазии от противного (под этим я подразумеваю сюжетную ситуацию, подсказываемую подсознанием) в связи с данным происшествием: в этой фантазии я допускаю, что девушку похитил автор подметного письма, и передаю письмо полиции, полиция выслеживает преступника и освобождает (спасает) девушку. Удовольствие, какое я испытал от этой фантазии, обусловлено: 1) мыслью о том, что моя книга побудила преступника действовать таким образом; 2) мыслью о моем «благом» поступке и связанной с ним публичностью. Ни малейшего наслаждения от сексуальной стороны фантазии я не получил: все ее детали связывались с переговорами с полицией, моим появлением на суде и т. п. На первый взгляд подобная фантазия кажется болезненной, однако, хотя подобная цепочка событий и доставила бы мне удовольствие, я, разумеется, в полной мере отдаю отчет в том, как следовало бы действовать, имей я возможность остановить или предотвратить ее ход в реальной жизни. Будь я действительно в силах предотвратить похищение человека, я бы, конечно, так и поступил. Моралист традиционного склада заметит, что, даже рисуя в воображении акт жестокости и злодейства, ослабляешь морально-волевое начало. Но я подозреваю, что такого рода вымышленная антиситуация (в противовес реальной) — иными словами, «реально-вымышленная» ситуация (в противовес «нереально-гипотетическому» предотвращению преступления) — в действительности является источником моральной энергии. Бывают случаи, когда постоянная — и поначалу намеренно невинная — игра с мыслью об убийстве может привести к реальному убийству; однако в девяти случаях из десяти, во всех случаях, когда человек — не убийца, всплывающие в воображении антиситуации оказывают воздействие на его реальное поведение в реальной ситуации, то есть на образ жизни. Тот же механизм видится мне в супружеской верности. В ее подлинной основе лежат подобные же вымышленные антиситуации (экстрамаритальные связи, измены, посещение борделей, извращения и т. п.). Рискну предположить, что самые неверные мужья неверны своим женам не в силу избытка, но от недостатка воображения. Богатое воображение создает идеальный мир, мир фантазии, подпитывающий реальный — подобно тому, как на навозной куче произрастают розы; то есть, говоря опять же экзистенциалистским языком, привычный страх перед «болезненной» фантазией стимулирует восхищение «нормальным» поведением. Думаю, лишь в прошлом году я окончательно избавился от чувства вины за мою ненормально богатую, как я полагаю, фантазию, теперь я, напротив, холю и лелею ее, ибо убежден, что наряду с другими факторами именно она гарантирует — в плане сексуального сосуществования — «прочность» моей верности супружескому обету, то есть, говоря опять же экзистенциалистским языком, обеспечивает его свежесть, постоянную возобновляемость. Это не что иное, как форма сублимации, только, так сказать, гомеопатическая: способ подчинить первичные (аморальные) влечения созданию зрелой моральной установки.

7 сентября

Время идет, и думаешь, что ты наконец-то вырос, я хочу сказать, полагаешь, будто все твои модели поведения, склонности, привычки сформировались и не поддаются изменению, но вот я вернулся из Норвегии в крайне подавленном состоянии. На поверхностном уровне — удрученный зрелищем изнасилованной туристами Европы, на глубинном — нескончаемой загадочностью моего существования после «Коллекционера»: тем, что, за вычетом лишь одной его стороны, я не чувствую себя более счастливым или полнее себя реализовавшим. Теперь у нас достаточно денег, мы можем позволить себе жить где захочется и делать что захочется. На меня снизошло одно из величайших благословений жизни: никто мной не командует, я вполне принадлежу самому себе. Но счастливее я себя не чувствую.

Тому есть одна или две очевидные — по словам Хайдеггера, Dasein[803] — причины. В последние два-три года на Западе возобладал сильный консервативно-фашистско-эгоистический сдвиг, упадок интеллектуального и подъем визуального подхода к жизни, торжество того, что его сторонники именуют внеморальным (здоровым, исходно свободным от ограничений) отношением к существованию: наслаждайся жизнью, пока можешь, предавайся всем удовольствиям, какие могут тебе доставить общество благоденствия и ты сам, — и того, что его противники называют аморальным (слепо приверженным одному лишь собственному эгоистическому интересу). Поэтому я чувствую то же, что многие, должно быть, чувствовали в 1930-е гг.: что течение несет тебя не туда. Такое состояние обычно описывается выражением «куда волна вынесет». Но сейчас это больше напоминает порыв ветра. Идешь в одну сторону, ветер дует в другую.

Как всегда, меня преследует ощущение собственного неумения претворить в жизнь идеи, в которые я верю. Я никогда не делаю благотворительных дарений, редко вступаю в спор с теми, кто несет ерунду, никогда не иду в ногу со всеми, не участвую в акциях протеста, не действую. Оправдывая свою позицию тем, что писатель — не кто иной, как человек, сублимировавший свои действия в творчество (раб своего предназначения), и лучшее, на что он способен, — это сохранить незыблемой — в литературном и общественно-политическом плане — свою творческую индивидуальность.

В силу всего этого я ощущаю себя вне общественной и коммунальной жизни: по ту ее сторону.

А тут еще мы не можем принять окончательное решение о нашем доме: действительно ли хотим жить в нем или нет. Подчас он кажется слишком тесным. Выходит не на ту сторону, и вообще, хотим ли мы жить в Лондоне? Позавчера Бетеа и Ронни заверяли, что поселились в приглянувшемся им доме «до конца своих дней», это, мол, «наш дом» и все такое. И хотя слышать это мне было не слишком приятно (на мой взгляд, такое безоглядное погружение попахивает застоем), где-то в глубине проснулась дремлющая потребность возвращения к корням, чувство, что необходимо отыскать в этом мире уголок, который станет постоянным прибежищем. Уголок, где будешь высаживать цветочные луковицы, зная, что на следующий год они прорастут. Сейчас меня буквально обуревает страсть к садоводству: закладываю в почву семена растений, думаю, как на будущий год они дадут всходы. Что, разумеется, символично.

Все эти мои сомнения болезненно сказываются на Элиз, периодически впадающей в депрессию. Со свойственной ей привычкой возводить все на свете к отношениям между полами мою неуверенность в благоприятности географического положения дома она объясняет тем, что между нами нет настоящей любви. Это несерьезно и не на шутку выводит меня из равновесия. Ведь мы приняли друг друга настолько, что оказываемся выше мелких дрязг и неурядиц, способных омрачить прочность нашего союза. Это все равно что мыши дразнить льва: дразнить его можно сколько угодно, но ничто не изменит главного — того, что лев (наш союз) бесконечно больше мыши (ее сомнений).