К достижению цели - Михаил Моисеевич Ботвинник

советские работники в Лондоне в свое время приобрели ее для меня. Я отпечатал на ней кандидатскую диссертацию. Теперь машинку «съела» маленькая Оля.

Во время войны с нацистской Германией главной задачей для советских шахматистов являлось не только сохранение того, что было создано в предвоенное время — массовое развитие шахмат и высокий уровень игры лучших мастеров, — но и подготовка к тому, чтобы после войны добиться завоевания первенства мира.

Так обстояло дело не только в шахматах, но и в других областях культуры. Конечно, это возможно только там, где шахматы пользуются поддержкой государства. Разумеется, когда страна первые полтора года, как она была втянута в войну, находилась в трудном и опасном положении, эти усилия в отношении поддержания шахмат были минимальными. Но после победы под Сталинградом никто уже не сомневался в победе окончательной. Героические усилия как на фронте, так и в тылу, в военной области и экономике принесли свои результаты.

Итак, работа работой, а к матчу с Алехиным готовиться надо. Решаю прокомментировать все партии матч-турнира на звание абсолютного чемпиона, чтобы не растерять мастерства в анализе. Работаю по вечерам, использую каждую свободную минуту, но их мало... Сижу как-то на собрании; скучно, а дома работа ждет. Пишу записку председателю: «Алексей Матвеевич, плохо себя чувствую». Получаю ответ Левкевича: «И я хочу домой...»

Книгу я писал полтора года. Давно подозревал, что это лучшее, что я сделал в области шахматного анализа. Несколько лет назад Матанович сказал мне, что сейчас он изучает эту работу с удивлением (гроссмейстер Матанович издает в Белграде «Шахматный информатор» — настольную книгу каждого квалифицированного шахматиста наших дней).

Пришла мне в голову идея создать неофициальный «комитет» по подготовке к матчу с Алехиным — собрать группу друзей, которые бы своей деятельностью помогали организации матча и содействовали моей подготовке. Решил обратиться к Рагозину, Рохлину и Гольдбергу. Стук в дверь — и входит... Гриша Гольдберг — капитан ВВС Военно-Морского Флота (его супруга работала военврачом в местном госпитале, и он приехал с ней повидаться).

Еще в 1932 году мы вместе играли в чемпионате Ленинграда. Рост Гольдберга — 190, характер решительный, соединял и силу мастера и талант организатора. В тридцатые годы играл видную роль в шахматной жизни Ленинграда. Вторую половину матча с Флором организовал Гриша — и блестяще.

— Согласен, — сказал Гольдберг, — но что сейчас можно сделать для матча? Война!

Как началась война, шахматная жизнь почти замерла. И все же были проведены чемпионат Москвы, турнир в Куйбышеве да турнир в Свердловске, о котором упоминалось ранее. Играть мне некогда было, да не было соответствующего настроения. Но вперед смотреть надо — вот я и занимался аналитической работой...

В январе 1943 года меня послали на лесозаготовки. Я понимал, что в трудное время это необходимо, но один день в лесу вывел меня из строя надолго: я был не в состоянии работать над книгой. Что же делать? Ведь в любой день могут снова послать — дрова нужны! А как же шахматы? Отказаться от работы над книгой? А что будет, когда война кончится? Подумал и написал письмо Молотову — именно от него четыре года ранее получена была телеграмма с разрешением играть матч с Алехиным.

Недели через две вызывают меня к правительственному телефону, в кабинет управляющего энергосистемой: кто-то из Москвы хочет со мной говорить.

«Это вы писали товарищу Молотову?» — говорит Смирнов, заместитель начальника секретариата. Он сообщил резолюцию Молотова: «Тов. Жимерину. Надо обязательно сохранить тов. Ботвиннику боеспособность по шахматам и обеспечить должное время для дальнейшего совершенствования» (Д. Жимерин был тогда наркомом электростанций). Правда, когда пришло распоряжение наркома о предоставлении мне трех дней в неделю для шахмат, директор С. А. Костогрыз решил, что воскресенье входит в эти дни, но я с ним не спорил — и так хорошо... С Сергеем Андреевичем были мы друзьями — очень своеобразный и симпатичный товарищ был. Образования, по сути дела, не имел, но подлинный самородок-администратор! Острый ум, честен, ловко находил решение. «Не бойтесь меня, — говорил он, — костогрыз — это маленькая птичка, она выклевывает косточки у вишен». Его любили.

Пришло сообщение из Комитета физкультуры, что весной мне надлежит прибыть в Свердловск — будет турнир восьми мастеров в два круга. Облисполком посылает меня на две недели в свой совхоз — надо готовиться к турниру. Приехал за мной «ямщик» на санках... Питание в совхозе было просто отличным: два раза в день жареная свинина с картошкой, литр парного молока да хлеб. Ел, гулял, спал и работал с бешеной энергией!

В турнире слабых не было (Смыслов, Болеславский, Рагозин и др.). Против каждого участника я сделал 1 */2 очка и легко завоевал первый приз. Два года я не играл в шахматы, но, видимо, и методом подготовки продолжал владеть и как практик не ослабел.

Летом облисполком разрешил мне отвезти дочку в детский лагерь, где жили дети, эвакуированные из Москвы. Лагерь был на берегу Камы, между Беляевкой и Осой. Остались там Оля с няней, Прасковьей Васильевной. Поместили их в отдельной избушке на опушке леса.

Через полтора месяца я поехал за ними и пригласил с собой В. А. Каверина. Он тогда писал «Двух капитанов», хотел сосредоточиться и поэтому охотно согласился. Путешествие было не из легких, так как пристани в лагере не было и надо было с теплохода вызывать бакенщика с лодкой. Уже ночь, но узнаю очертания берега и прошу капитана вызвать бакенщика. Останавливаемся и гудим на всю округу — никакого ответа. Наконец где-то далеко (Кама широка) раздается всплеск весла. Ждем, вот лодка уже близко. «Дядя Егор, это вы?» — Никакого ответа. «Дядя Его-о-ор...» — «Ну, конечно, я, — раздается ворчливый голос, — кто же еще?»

Пожили три дня — места чудесные, чистые. Вениамин Александрович в лесу, лежа на спине, думал о своих капитанах. «Скажите, можно здесь сделать так-то?» — советовался он. Я ничего не мог сказать тогда. Насколько легче писать воспоминания: надо лишь думать о том, что следует публиковать, что нет!

Иду с Олей к дяде Егору договариваться об отъезде — надо на лодке пристать к проходящему теплоходу. Маленькая Оля ходила хорошо, держась за палец: сама еще боялась. Оставляю ее на полянке и захожу в сторожку бакенщика. Дядя Егор наотрез отказался: сидеть на берегу и ждать теплохода он не мог — занят! Был дядя Егор мал ростом, худ, сварлив, всегда за работой — все успевал делать,.. Огорченный, спешу