Сергей Беляков - Ликвидатор

Так и сказал. Дословно.

Я слегка припух от такого цинизма, но ничего ему не сказал.

Уже перед самым написанием повести, шерстя Интернет, я наткнулся на следующие строчки: "...Появление радиационно-индуцированных солидных раков предстоит ожидать для ликвидаторов в ближайшем будущем с максимумом интенсивности примерно через 25 лет после аварии на ЧАЭС".

Оп-па. Значит, 2011 год.

Но тогда в это еще не так верилось, вернее, не верилось совсем.

Хотя анализы крови, несмотря на все секретные постановления и приказы о завышении данных, даже в бригадном медсанбате для нас не были радужными. Да и чувствовали мы себя доведенными до ручки - истощенными, изношенными, с разболтанными нервами...

Ладно, отвлекся.

Итак, последняя наша неделя в бригаде была наполнена тоскливым ожиданием замены. Тоскливым потому, что с трудом верилось в то, что это произойдет.

После обеда 8-го сентября я лежал в палатке, бездумно пялясь в плетенку панцирной сетки над головой. Генык вошел в палатку и буднично сказал:

- Збырайся, замена нам приехала. О-о-от...

Дальнейшее вспоминается урывками.

Прощание с мужиками. Тезка-Иванов выдает нам военные билеты - со вставленными карточками учета, из которой я с изумлением узнаю, что по сегодняшнее число набрал ровно 25 рентген, и ни микрорентгеном более... - проездные документы и деньги. Мы обнимаемся напоследок. Из "стариков" он остается один...

Мы спешим; "газик" из третьего спецбата идет прямо в Киев...

Только вкинуться, сегодня к вечеру мы будем уже в Киеве!

...Улицы Киева выглядят также, какими я их помнил с "довоенной" поры. Мы останавливаемся у гастронома на окраине. Штабные из третьего батальона, подвозившие нас, затариваются водкой, а мы, попрощавшись, садимся на конечной остановке на трамвай. Едем в сторону центра. Начинает смеркаться. На перевалку в Белую Церковь мы сегодня, пожалуй, уже не успеем.

Надо было искать крышу для ночлега.

Генык концов в Киеве не имел. У меня на этот случай прорезывались два варианта. Первым был мой давний приятель по аспирантской общаге, который получил квартиру на проспекте Советской Украины и который всегда радушно принимал меня во время редких командировок в Киев. Вторым был двоюродный брат Саша, который после Припяти получил квартиру где-то на улице Бальзака, в квартале, где жили многие эксплуатационники ЧАЭС, переселенные из Припяти. Я знал адрес, но как туда добираться - не имел понятия.

Телефона ни у одного, ни у другого не было.

Мы решили бить наверняка и ехать к приятелю.

Только спустившись в метро, мы поняли, какую ошибку совершили, поперев в Киев в "партизанской" форме. На боку у нас висели одинаковые противогазные сумки, хранившие тот немудреный скарб, который мы решились забрать с собой. Остальное покоилось в бригаде в толстых полиэтиленовых мешках с желтым ярлыком, и будет при случае свезено на могильник.

Два подозрительных типа в полевой форме с противогазами... Вокруг нас был постоянный людской вакуум. Нас чурались, от нас отводили глаза. Мы сидели в почетном удалении от остальных пассажиров вагона.

То же самое было и в троллейбусе.

Мы пока не придавали этому значения - нам все было в диковинку, толпы нарядно одетых людей, городской транспорт, освещенные витрины магазинов... Я осознал, насколько одичал за эти сорок дней.

Моего приятеля не было дома. Потоптались немного возле подъезда. Одолевал голод. Вечные старушки внизу, тревожно отодвинувшись на край лавочки, отправили нас в ресторан в торгцентре, за две троллейбусные остановки.

Ресторан был полон. Метрдотель, брезгливо держась на расстоянии, посоветовал нам для начала сменить гардероб, вымыться, и уж потом беспокоиться о еде. Генык побелел лицом и двинулся на него, но я схватил его в охапку и вытащил на улицу...

Киев, который мы спасали, нас не принимал.

Мы были изгоями, прокаженными в этом городе.

Обида и усталость навалились одновременно.

Вкалывая на станции, мы наивно полагали, что наши благодарные соотечественники кинутся мыть нам ноги по возвращению домой. Пусть кто-нибудь скажет, что мы этого не заслужили!

В тот вечер наши иллюзии рассеялись.

В лучшем случае, нас игнорировали. В худшем - чурались, как тяжело больных инфекционной болезнью. Наши шмотки, мы сами в глазах окружающих нас людей были опасны... Это дал нам понять таксист, которого мы сооблазнили четвертной бумажкой. Сам он считал, что радиация - не грипп, и поэтому согласился свезти на Бальзака. Кстати, он был единственным из пяти или шести свободных такси, кто рискнул притормозить возле нас.

Улица располагалась на самом краю города. Как и во всех новостройках, дома не имели номеров. Ветер выл в проулках, гоня вечный левобережный песок. Было уже около пол-одиннадцатого. Мужик, выгуливающий овчарку, махнул нам рукой в один из внутренних дворов из унитарных шестнадцатиэтажек.

Дом был тот, квартира та - но двери никто не открыл.

Я понял, что Сашка, скорее всего, "вахтует" из Зеленого Мыса, а Люда и дети, наверное, уехали к родным в Бердянск. Спустившись вниз, мы стали держать военный совет.

Командировочный опыт утверждал, что искать место в гостиницах Киева, тем более ночью - гиблое дело. Но выбора у нас не было, и мы стали ловить хоть что-то двигающееся в сторону центра.

Было холодно и сыро. Две странные фигуры в полувоенной партизанской форме топали по шоссе направлению к Киеву, голосуя редким машинам. Нам повезло: "Жигуль", владельцем которого оказался бывший чаэсовец, довез нас прямо в центр. Его подружка, пьяноватая блондинка, помахала нам из заднего окна на прощание, когда мы, совершенно разбитые и продрогшие, десантировались у гостиницы "Красная Звезда". Расчет был прямой: куда еще податься двоим подопечным Минобороны, как не в подведомственную же Минобороне гостиницу?

Хотя в этом и было больше нахрапа, чем трезвомысления, концепция сработала, и через несколько минут, не веря своему счастью, мы уже смотрели из окна нашего совершенно шикарного двухкомнатного номера - дежурный администратор над нами просто сжалилась, взяв клятву, что мы освободим номер к семи утра - на площадь Дружбы Народов. Я обнаглел вконец и спросил у горничной на этаже, не будет ли у нее чаю. И здесь нам повезло, был и горячий сладкий чай, и безумно вкусные бутерброды с сухой колбасой и сыром... Мы отмыли последнюю чернобыльскую грязь в обжигающе горячем душе и уснули, как убитые.

Последний день моей эпопеи был тоже малопримечателен. Мы с Геныком добрались до перевалки, где все тот же мордатый прапор выдал нам наши пожитки. Крысы и мыши их не тронули, но вот в углу моей сумки поселилась плесень. Надев джинсы, я констатировал факт своего существенного похудания - ремень, застегнутый на последнюю дырку, едва держал их на торчащих костях бедер...