Я — сын палача. Воспоминания - Валерий Борисович Родос

тому времени арестованных Хрущев именно на моем отце остановился? Проще всего, конечно, сказать: случайность. Может быть. Может быть, совпадение, как выигрыш в лотерее.

Кому мой билетик?

Я и вправду в жизни выигрываю, только когда разыгрываются болячки, беды да несчастья. Может быть, отец мой был первым в списке предложенных? Хотя он на «Р», а там и на «А» с десяток. Самое высокое звание? Так он уже к тому времени давно как не работал, а еще до того был в Крым понижен. Вот хоть Шварцмана взять, его постоянного коллегу, до момента ареста работал, был на виду.

Вот как я себе это представляю. В том числе и лично, персонально Хрущева, Никиту Сергеевича. Ему, в момент написания секретного доклада, пришла в голову мысль поговорить с одним из палачей, именно из тех, кто своими руками… Очень будет убедительно (особенно для детей этого палача). Но кого? Кого навечно в грязь истории втоптать? На ком остановиться? Еще же были живы следователи, которые вели дела Зиновьева, Каменева, Рыкова, Бухарина… Можно было любого из них пригласить. Не подошли.

И тут…

Тут у меня два варианта.

В одном Никита Сергеевич вспомнил какого-то своего друга, честного, чистого партийца, несправедливо осужденного, уничтоженного, пока он сам не смог, не успел вступиться, за себя испугался.

И предпочтительный для меня вариант: вспомнил Хрущев фигуру, которую, пока на Украине работал сам, сдал, своими руками подписал донос, в человекорубку сунул, и вот он теперь, сидя на троне, захотел своими глазами поглядеть на того, кто в буквальном смысле своими руками этого человека со свету сжил. Захотел уточнить, как это было. Таким палачом и оказался мой отец.

Так что вышло это, по-моему, не случайно, а сугубо преднамеренно.

Папочка

Самое страшное уже я написал. И наплакался, нарыдался, и клятв себе понадавал больше не писать. Теперь самое личное, почти интимное. Не стану больше волосы рвать. Допишу, за все отвечу.

Нравственные характеристики. Я их напомню.

«Это — никчемный человек, с куриным кругозором, в моральном отношении буквально выродок».

И дальше:

«И вот такой человек определял судьбу известных деятелей партии, определял и политику в этих вопросах».

Тут, правда, Хрущев сам себе возражает:

«Нет, он не мог много сделать без соответствующих указаний».

И дальше:

«На заседании Президиума ЦК он нам так заявил:

„Мне сказали, что Косиор и Чубарь являются врагами народа, поэтому я, как следователь, должен был вытащить из них признание, что они враги".

(Шум возмущения в зале)».

Тут все в ролях расписано, нечего добавлять, незачем комментировать. Кто-то отдал распоряжение, другой этих людей в губилку сунул.

Кто виноват, что погибли? Конечно, тот винт, кто их на части рубил.

Чему возмутились участники пленума? Небось, кое-кто еще жив. Они-то думали, что у отца частный промысел такой был и звание полковника он сам себе на плечи налепил.

Вернемся к характеристикам ума и нравственности. Сначала несколько примеров для разгона.

Из газет. По запросу суда предприятие дает своему сотруднику прекрасную характеристику с упоминанием Доски почета, благодарностей и грамот. А он — убийца… Все доказательства. Куда эти грамоты девать? По протесту прокуратуры через несколько дней за подписью тех же лиц поступает новая, переосмысленная характеристика. В ней набраны совсем иные, но тоже достоверные факты: был прогул, учеников маловато, несколько раз менял участки работы, а десять лет назад даже угодил в медвытрезвитель… Каков же на самом деле этот человек? Все факты имели место. Но каким из них следует отдать предпочтение во всех последующих умозаключениях? В характеристике об одном и том же можно сказать как минимум двояко. Как в юмористической миниатюре «Характеристика»:

Из главка потребовали характеристику на Осла. Медведь подумал и написал: «Тугодум и упрямец».

— Не делай глупостей, — сказала Лиса. — Разве ты не знаешь, что его переводят с повышением?!

— А что же я должен о нем написать? — обиделся Медведь.

— То же самое, но другими словами, — объяснила Лиса и тут же написала:

«Не принимает опрометчивых решений. Настойчив в достижении цели».

Однако это юмор, шутка. Нам не до шуток. А. А. Жданов на всю страну обозвал М. М. Зощенко «пошляком, пасквилянтом, бессовестным литературным хулиганом», а А. А. Ахматову — «взбесившейся барынькой, мечущейся между будуаром и молельней», и сотни литературных ассенизаторов с удовольствием повторяли и множили эти позорные клички и придумывали новые, не менее изощренные.

Так что соответствует реальности? Еще пример, поближе к нашей тематике. Сейчас в статьях о Николае Ивановиче Бухарине пишут в основном одобрительно, тепло. Ну, то есть, конечно… К тому же мягок, податлив, путаник… Но в общих словах, человек хороший.

Расстрелять его?

Да разве таких убивают?

Однако на процессе Бухарина прокурор Вышинский называл обвиняемого «проклятой помесью лисицы со свиньей», в другом месте — «Василий Шуйский, он же Иуда Искариот».

Хамская власть! Нельзя безоговорочно доверять характеристикам, особенно если они даны коммунистами. Дорвавшимися до власти. Озлобленными.

Кто писал? Для чего? В каких отношениях состоял?

К тому же сам Хрущев — человек эмоциональный, за свои слова не отвечает.

Да ему и не перед кем было.

«Никчемный человек»? В тридцать пять лет — полковник, восемь государственных орденов, лично и за руку знаком с Берией, человеком опытным, многоумным и хитрым, кто никчемных близко не подпускал. Доклады отца одобрял сам Сталин… Работа — самая паскудная, презираемая из всех, которые я знаю, лучше дерьмо в бочку черпаком набирать, но «никчемный» — эмоциональный перехлест.

Любимый мой метод: мысленный эксперимент. Проверить собственным умом.

Вот арестован высочайший чин. Никогда еще не арестовывали столь большого сановника. Все верховные его лично хорошо и долго знают, с ним дружбу водили и водят до сих… Кому дело поручим? А давайте никчемному дело доверим.

Вы бы тоже так решили?

А не потребовали бы сыскать самого умного, достойного, сообразительного?

А потом второй такого же разряда сановник арестован. Затем третий. И всех — к тому же никчемному. И хотя палачей-следователей тьмы и тьмы, едва ли не самые главные, чуть ли не самые советские, самые почти чистые, самые умные поступают к одному и тому же. Что так?

Тому единственному из тысячи токарей завода, кому только и можно доверить вытачивание самых дорогих, ценных деталей, подходит разве кличка «никчемный»?

Никчемный?

Или он единственный в огромном штате адских исполнителей, кто им, этим жителям рая, нисколько в уме не проигрывает?

Прошу не путать: дело страшное, мерзкое, гнусное — никаких сомнений. Исполнитель — никчемный? Лживый, эмоциональный перехлест.

И еще. Сто раз