Василий Катанян - Прикосновение к идолам

Героини романов Маяковского отвечали ему взаимностью, но всерьез связать с ним свою жизнь не решались. Они понимали, что завтра у ЛЮ переменется настроение, и он уйдет к ней, не оглянувшись. Но она не бросала на него тот взгляд, которого он так ждал…

Лиля Юрьевна переносила их разрыв легче. Если бы она страдала, то могла бы тут же вернуться — ведь она ушла от него, а не он. Но этого не происходило. Правда, она была постоянно при нем, они жили в одной квартире в Гендриковом той жизнью, о которой я уже говорил, ездили отдыхать, ходили в театр, занимались редакционными делами и т. д. Но не более. «Живя в одной квартире, мы все трое старались устраивать свою жизнь так, чтобы всегда ночевать дома, независимо от других отношений. Утро и вечер принадлежали нам, что бы ни происходило днем», — говорила она. Маяковский ревновал, страдал, мрачнел.

Как-то мы с ЛЮ заговорили о поэме Асеева «Маяковский начинается»: «Коля судит о Маяковском по себе, а сам полная ему противоположность. Прожил с ним жизнь, но так ничего и не понял. Вот он пишет обо мне: «Любила крепко, да не до конца, не до последней точки». Это неверно, я любила Володю «до последней точки», но я ему не давалась. Я все время увиливала от него. А если бы я вышла за него замуж, нарожала бы детей, то ему стало бы неинтересно и он перестал бы писать стихи. А это в нем было главное. Я ведь все это знала!»

Разговор был в 1950 году, мы сидели втроем с Майей Плисецкой — молодые, обескураженные таким признанием. Любить и увиливать? Мы удивленно переглянулись за спиной ЛЮ.

У нее было вполне терпимое, порою дружеское отношение к возлюбленным Маяковского, и они платили ей тем же. Наталья Брюханенко обожала ЛЮ на протяжении сорока лет, хотя знала, что это она отсоветовала Маяковскому жениться на ней, — а ее слово было для него законом: «Володя, до меня отовсюду доходят слухи, что ты хочешь жениться, — писала ему ЛЮ в 27-м году. — Не делай этого…»

Софья Шамардина познакомилась с поэтом еще в 1913 году, роман завязался пылкий и бурный. Красивая была. Одна из героинь «Облака в штанах» (вторая — Мария Денисова.) Шамардина пользовалась успехом у литераторов, с нею связаны имена Ховина, Чуковского, Северянина… Софья Сергеевна и Лиля Юрьевна до конца дней были в прекрасных отношениях. Шамардина была партийным ортодоксом, отсидела 17 лет, но это ее не отрезвило. И умерла она в доме для старых большевиков в Переделкино в 1980 году. Я несколько раз носил ей туда от ЛЮ конфеты, книги, лекарства — им самим уже было трудно ходить.

Ни к кому никакой запоздалой или заочной ревности. Исключение составляла Татьяна Яковлева. ЛЮ ревновала к ней лишь потому, что поэт посвятил ей стихи, то есть изменил в творчестве. В «Про это» он спрашивал: «Но где, любимая, где, моя милая, где — в песне — скажи, тебе изменил я?» ЛЮ считала, что в двух стихотворениях Татьяне Яковлевой. Она хотела быть единственной его музой и, в сущности, осталась ею. Все полные собрания его сочинений посвящены ей. Но все же эти два стихотворения написаны другой! И ЛЮ ревновала.

В ее неопубликованных записках есть такие строки: «Я огорчилась, когда Володя прочел «Письмо из Парижа о сущности любви». Маяковский на мое огорчение огорчился еще больше меня, уверял, что это пустяки, «копеек на тридцать лирической мелочи» и что он пишет сейчас стихи мне в виде письма, что это будет второе лирическое вступление в поэму о пятилетке (первое «Во весь голос»), что обижаться я на него не вправе, что «мы с тобой в лучшем случае в расчете, что не нужно перечислять взаимные боли и обиды». Что мне это невыгодно, что я еще останусь перед ним в большом долгу».

В семьдесят девятом году я познакомился с Татьяной в Нью-Йорке — это была красивая, эффектная, очень эрудированная женщина. (О моих встречах с нею есть отдельный очерк.)

Несмотря на то что Татьяна Яковлева и Лиля Брик внешне были очень различны и каждая обладала неповторимой индивидуальностью, чем-то они мне показались похожими: отличным знанием поэзии и живописи, умением располагать к себе людей, искусством вести беседу с остроумием, изысканностью и ясностью одновременно, уверенностью суждений… Обоим было присуще меценатство и желание свести людей, которые работают над одной темой, помочь им участием, создать благоприятные условия для творчества. Обе до глубокой старости сохранили интерес к жизни, любили дружить с молодыми, были элегантны, ухожены и даже улыбка в их преклонные годы была похожа — не то сочувствующая, не то сожалеющая.

Полонскую «открыла» ЛЮ, которая в 1929 году пригласила ее, начинающую актрису МХАТа, играть в фильме «Стеклянный глаз», который она снимала вместе с режиссером Жемчужным.

Ее отцом был знаменитый король экрана Витольд Полонский, фрачный герой, партнер Веры Холодной. От него она унаследовала свою ослепительную красоту.

Вероника Витольдовна — свидетель последней минуты жизни поэта. Их роман протекал бурно. Она была замужем за актером Михаилом Яншиным, и Маяковский упорно добивался, чтобы она его оставила. Накануне рокового дня была вечеринка у Валентина Катаева, которая вызвала тяжелые объяснения и закончилась полускандалом. Вероника Витольдовна вспоминала, что 14 апреля Маяковский заехал за ней в половине девятого утра и они поехали к нему на Лубянку.

Воспоминания ее были запрещены более пятидесяти лет, но после гласности неоднократно публиковались, поэтому мне нет необходимости рассказывать то, что в них подробно описано. Скажу только, что их объяснение было тяжелым, но перед уходом Полонской Маяковский поцеловал ее, ласково успокоил и пообещал позвонить в пять часов.

Она вышла и сразу услышала выстрел. Она закричала, заметалась по коридору, не в силах заставить себя вернуться. Когда же она вбежала в комнату, там еще стояло облачко дыма от выстрела.

«Владимир Владимирович лежал на ковре, раскинув руки. Глаза у него были открыты, он смотрел прямо на меня и все силился приподнять голову. Казалось, он хотел что-то сказать, но глаза были уже неживые.

Потом голова упала, и он стал постепенно бледнеть.»

Обе женщины проживут еще долгую жизнь. На протяжении многих лет они встречались, перезванивались, симпатизировали друг другу. «Я всегда очень любила Лилечку и глубоко ее уважала», — написала Полонская, узнав о ее смерти.

Я тоже всегда слышал от ЛЮ только хорошее о Веронике Витольдовне. Однажды она сказала: «Как ужасно поступил Володя по отношению к Норе! Он искалечил ей жизнь, упомянув о ней в предсмертной записке. Ее на следующий день напечатали в газете, все узнали о их романе, и Яншин бросил ее. Уверена, что Володя сделал это не со зла, он хотел обеспечить ее, но объективно — Нора же осталась одна!»