Аркадий Кошко - Очерки уголовного мира царской России

   В этот же день заезжал к ней мой полицейский фотограф и, привезя в круглой коробке, под видом венка, фотографический аппарат, сделал несколько снимков с гроба. Эти снимки были разосланы по всем гробовщикам Москвы, вместе с требованием сообщить, не у них ли изготовлялся за последние два дня означенный гроб, и если да, то кем из заказчиков был он взят из мастерской.

   Подробное описание украденных драгоценностей, а их имелось, по словам Барановой, на тридцать тысяч, было дано всем ювелирным магазинам Москвы, равно как и номера похищенных процентных бумаг, найденных в записной книжке покойного, посланы во все кредитные учреждения Империи.

   Для очистки совести я послал даже местного надзирателя в Новодевичий монастырь, но, как и следовало ожидать, результатов никаких не получилось: искомой по приметам монашки там не оказалось.

   Все эти меры, казавшиеся вполне необходимыми, однако не пригодились мне. Дело раскрылось довольно неожиданно и просто.

   Пропустив день похорон, я, как это было условлено, вечером явился к Барановой в не очень элегантном пиджаке и розовом галстуке. Матрена, получившая, очевидно, соответствующие указания, крайне приветливо меня встретила и, снимая с меня пальто, заботливо справилась:

   - Что, сударь, поди, промокли? Дождь-то, дождь-то какой!

   Просидев с хозяйкой и Егоровной с часок в гостиной, я был приглашен в столовую поужинать чем Бог послал. Послано было Господом немало, и стол Барановой ломился от расставленных яств и питий. Матрена, подперев голову рукой, умильно взирала на стол и хозяев. Первую рюмку я выпил за упокой души усопшего, сказав:

   - Вот жизнь человеческая! Сегодня жив, здоров, полон сил, а завтра и всему конец.

   Матрена тихо всхлипнула.

   - Да, - сказала Баранова, - все покойничка жалеют, как родного. Да вот хоть бы Матрену взять в пример: что он ей? не родственник какой, а как вчера убивалась на похоронах!

   - Да, - сказал я, - хорошо еще, кто при своем капитале живет, тому хоть жизнь в удовольствие, а помрет - так опять таки честь честью похоронят. Не то что наш брат: бегаешь, работаешь, страхуешь других, а самого себя - не то чтоб застраховать, а и гроба, поди, не на что будет купить. Вот нынче все так дорого стало.

   - Это вы справедливо изволите говорить, сударь! - сказала Матрена. - Ни к чему доступа нет. Вот хотя бы и гробы, за сосновый неказистый 15 целковых требуют, а ежели дубовый, да попредставительней, то и полсотни, а то и более отваливай.

   - Ишь, кухарочка-то ваша - на все руки молодец, - обратился я к Барановой. - Не только цены на продовольствие в точности знает, но и по части гробов специалистка.

   - Да как же не знать-то мне, барин, коль племянник мой весь прошлый год у гробовщика работал?

   - Ну, что ж, Матреша? Коль помру - протекцию окажете и от племянника гроб подешевле достанете?

   - И рада бы услужить, - отвечала она простодушно, - да не смогу: племянник мой давно уже ушел от гробовщика, опосля служил на заводе, потом приказчиком, а ныне второй месяц без работы ходит.

   - Что же он у вас такой неуживчивый?

   - Да не ндравится ему сидячая служба. Мне бы, говорит, ходить по городу да видеть людей.

   - Это он верно говорит, - сказал я поощрительно, - что может быть скучнее сидячего дела?

   Выпив еще стакан вина, я, симулируя легкое опьянение, откинулся непринужденно на спинку стула и проговорил:

   - Вот что я вам скажу, Матреша: я хоть человек и не богатый, а, однако, вкусно поесть люблю. Вы, честное слово, разуважили меня своей стряпней, и я хочу отблагодарить вас, как могу. Устрою-ка я вашего племянника к нам в страховые агенты, нынче у нас и вакансия имеется. Дело как раз по нем, - не сидячее. На первых порах жалованья 40 руб. положат да процентные отчисления за застрахованных. Одним словом, - работать будет, до сотни выгонит в месяц. Пять лет тому назад и я с этого начал, а нынче, слава Тебе Господи, больше 200 зарабатываю.

   Обрадованная Матрена поставила передо мной тарелку с чудовищной порцией индейки:

   - Заставьте, сударь, за себя век Бога молить, похлопочите за моего племянничка, а то сегодня утром я забегала к нему, поклоны передала да гостинцы из деревни, он мне говорит: "Ежели я, тетенька, за эти три дня не подыщу места, то и махну в деревню, там прокормиться легче".

   Пригубив еще рюмку, я задумчиво сказал:

   - Одно только в нашем деле нужно: чтобы человек был толковый, хорошо грамотный и чтобы физиономию имел эдакую приветливую, обходительную; чтобы умел к клиенту подойти и уговорить его.

   - За этим дело не станет: мой Николай - разбитной малый, кончил городское училище и сам мужчина хоть куда: высокий, статный, красивый.

   Я спросил как бы невзначай:

   - Блондин или брюнет?

   Матрена слегка помялась и конфузливо ответила:

   - Нет, извините, он у нас рыжий.

   - Егоровна, принеси-ка мне валерьянки с моей полочки, - сказала Баранова, - а то что-то сердце все колотится.

   Я, как ни в чем не бывало, продолжал:

   - Что ж, и рыжий цвет волос недурен, а к тому же у рыжих и цвет лица всегда хороший.

   - Сущую правду изволите говорить, барин, и племянник мой румян, как красная девица.

   - Ну, так ладно, Матреша! - сказал я. - Завтра же напишу вашему племяннику, а то, пожалуй, лучше и сам заеду, если по пути будет. Ведь не на краю же города он у вас живет?

   - Какой там! Здесь близехонько, на Юшковом переулке, дому номер 4. Как войдете со двора, направо стоит деревянный флигель, а на нем вывеска "Столярная мастерская". В этом флигельке живет столяр да брат его с женой, племянник же снимает у них комнатушку.

   - А звать-то как? Как спросить вашего племянника?

   - Николай Семенов Буров.

   - Ладно, не забуду и часика в 2-3 заеду.

   Докончив ужин и посидев еще с полчаса, я распрощался с Барановой и Егоровной. Матреша, помогавшая мне надевать пальто, еще раз рассыпалась в благодарностях и заявила, что рано утром сбегает предупредить племянника о моем посещении.

   Я вернулся к себе на Гнездниковский. Часов до 2 ночи я разбирался в срочных поданных мне рапортах, а затем, усадив 4-х агентов в свой автомобиль, я помчался на Юшков переулок. Без труда нашли мы флигель столяра, стуком разбудили его обитателей и врасплох предстали перед ними.

   - Мы к вам с кладбища, - сказал я, - прямо от купца Баранова, прислал он поклоны и тебе, рыжий гробовщик, и тебе, читавшей над ним монахине, и тебе, лысоголовому покойнику, - обратился я к столяру.

   Они растерянно переглянулись.

   - Ну, где тут у вас запрятаны бриллианты и процентные бумаги покойного?