Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем - Валерий Анатольевич Соколов

людей. В общей сложности переболели или больны туберкулезом около 60 % к нам обратившихся.

Госпитализируем мы практически всех нуждающихся с активными формами туберкулеза».

И в этот момент случилось страшное – у меня внезапно началась активная фаза туберкулеза, при том что я наблюдался в диспансере, куда регулярно ходил сдавать все анализы и пил поддерживающие таблетки. Но стало совсем хреново, вплоть до того, что с Невского проспекта от кинотеатра «Колизей», где я тогда жил, до Пушкинской вместо 10 минут я шел все 40 – летом, в ватнике. В течение месяца похудел с бодрых 90 килограммов в хилые 60. Страшно знобило и задыхался. При этом не бросил курить – просто перешел на ментоловые сигареты: стало чуть полегче курить, но не легче дышать. Поэтому мне пришлось лечь в больницу на Звездную.

В больницу я загремел в конце лета 1994‑го, а осенью, без меня, газета вышла – тогда ей занималась главный редактор Марина Дмитриева. И на первых порах газета была экспериментом чистой воды – стартовали мы с тиража 10 тысяч. Сначала мы выпускали ее раз в месяц, а дальше начались скачки́. «Ночлежка» же тогда перестала заниматься продовольственными карточками, потерявшими свою актуальность, закончилась программа по приватизационным чекам – в работе остались столовая, регистрационная, социальная и юридическая службы и распределение гуманитарной помощи, эпизодически всплывали грузы со стороны Комитета по гумпомощи.

Тем временем в больнице мне сказали, что надо готовиться к операции – поражена верхушка легких, надо отсекать. Тут мне опять же помогли немецкие связи: из Германии привезли препараты, современные антибиотики, благодаря которым я встал на ноги, ведь в наших больницах с этим были серьезные проблемы. В терапию ввели эти средства, и уже к концу ноября я чуть ли не бегал.

Пугала далеко не потенциальная возможность лишиться легкого, а то, что «Ночлежка» и «На дне» живут без меня. Прямо в соседнем доме с больницей жила Света Носова: мы купили специальный радиотелефон, берущий на расстоянии 800 метров, – и у меня в больнице появилась телефонная связь. А то что, там жизнь идет, газета выходит, а я лежу, как дурак?

Со мной в палате иногда был мужик, фермер из Гатчинского района Ленинградской области, он был на дневном стационаре: периодически из легких ему выкачивали воду. Мы познакомились и задружились. Как раз в этот момент от «Русско-немецкого обмена» пришло очередное предложение: «В Баварии планируется конференция, выздоровеешь?» В принципе я чувствовал себя уже нормально. И я поделился с Володей, что я в конце ноября или в начале декабря поеду в Германию на конференцию. Он помрачнел: «Сколько прожил уже и денег даже заработал, а за границей ни разу не был еще. Можешь мне организовать? Я за все заплачу: за билет, за визу, за гостиницу – за все». Немцы ответили, что не вопрос, он же сам за себя платит.

И мы поехали: тогда я своими глазами увидел, что такое культурный шок. Человек первый раз в жизни приехал за границу, в так называемую капиталистическую страну, Западную Германию, – и уже через два часа оказался в запое. Он сидел в номере, обложившись местным шнапсом, и бухал: «Ты не представляешь, – говорит, – ничего не прикручено и при этом не украдено, все везде блестит и сияет. Туалетная бумага в туалете не скручена!.. Слив работает! Сушилки работают! Ничего не поломано и не расписано матерными!..» Володя переживал этот шок, пока я работал на конференции.

Конференция была посвящена социальной работе – в те времена все крутилось вокруг так называемого «Третьего сектора» гражданского общества. Все прекрасно понимали, что, с одной стороны, Россия – великая страна и так далее, но, с другой стороны, в области социальных технологий – это абсолютно чистый лист для современного мира: когда соцуслуги оказываются по прописке, когда компьтеры стоят не в каждом учреждении, о чем можно говорить? Через пару дней конференция закончилась, а Володя счастливо вышел из запоя, огляделся по сторонам и понял, что он не в России. А нас пригласили в гости в предгорье Альп. Володя не понял, что за горы, где горы, как подниматься…

– Да вот, видишь, дорожка идет – она прямо до верха.

– Как? – говорит. – Засфальтированная?

Он, богатый человек из Петербурга, хоть и фермер, приехал «в заграницу» в лаковых туфлях. Как завещал Утесов, лопнул, но мужественно держал фасон, даже когда началась щебенка. Сбил в кровь все ноги, но его подвиг был вознагражден – на вершине горы стояли пивной бар и почтовое отделение… Спускались мы тоже с приключениями – по дороге в привокзальный бар на железнодорожном переезде мы встретили группу хоккейных фанатов. Как положено – с барабанами, с горнами и кричалками, но вдруг загорелся красный, и они, как зайцы, встали на светофоре. «Как это?» – выпучил глаза Володя. А в пивной его снова прибило: он увидел шкафчик с ячейками, где стояли шикарные кружки совершенно разного типа. «Выставка, что ли?» – спросил Володя. «Нет, они для местных. У каждого своя. Приходишь и берешь», – объяснили ему. «Ни фига себе! И никто не ворует?!» – прослезился он. – Они ж просто так стоят – приходи да бери».

И тогда, ошарашенный гостеприимной порядочной Германией, Володя решил отблагодарить появившихся друзей – по старорусской традиции – шашлыками. С утра мы пошли на Ратушную площадь на фермерский рынок, который схлопывается, будто и не было, часа в два дня. Купили мяса и пришли на участок к Эстер из «Русско-немецкого обмена», у которой гостили. У нас как – вышел да жарь в любом месте… Но она объяснила, что тут так нельзя, зато у соседа, типичного баварского бюргера, есть костровище. Она подвела нас, а там – бетонная оградка, высотой больше метра, вся набитая ветками, и вертел, Говорит: «Вот наше место, где мы свиней коптим, когда режем». И мы с несчастными двумя килограммами мяса, но пожарили.

А на следующий день Володю накрыл еще один культурный шок – окончательный. Когда мы поехали на «Фольксвагене» из Мисбаха в Берлин, чтобы лететь обратно в Петербург, то выехали на автобан, где единственное ограничение скорости – это минимальная скорость, а не максимальная. И тогда Володя попросился за руль: он ехал и плакал, говоря, что чувствует себя космонавтом.

8. Братание газеты «На дне» и английского брата Big Issue: Птицы сбиваются в стаи

Я беспечный русский бродяга

Родом с берегов реки Волги.

Ел, что попало, и пил, что Бог пошлет,