Герман Геринг. Железный маршал - Борис Вадимович Соколов

подожгли, внутри здания находился только один ночной вахтер, а снаружи Рейхстаг охранял лишь один полицейский.

Геринг имел право жить в специальной резиденции председателя рейхстага, примыкавшей к зданию парламента, но он предпочел остаться в своей квартире на Кайзердамм. В вечер поджога Рейхстага слуга Кропп заваривал себе мятный чай, когда услышал телефонный звонок. Звонил ночной вахтер Рейхстага Пауль Адерман. Он кричал:

«Срочно сообщите господину президенту: Рейхстаг в огне!»

Геринг в этот момент находился в здании прусского МВД. Кропп позвонил туда. Но Геринг к тому времени уже знал о поджоге из докладов полицейских и собирался покинуть свой кабинет. Кропп решил, что пожар возник случайно. Ему показалось, что и Геринг думает так же. Кропп поспешил к Рейхстагу, из-под купола которого вырывались языки пламени. Автомобиль Геринга был уже здесь, а президент рейхстага как раз входил в здание. Кропп последовал за ним. Геринг двинулся к своему кабинету, но там уже бушевали языки пламени. Он сказал Кроппу, что хочет спасти гобелены. Это сделать удалось, зато все остальное превратилось в головешки.

Когда Геринг с покрытым копотью лицом вышел на улицу, он встретил Гитлера. Тот воскликнул:

«Это знак свыше!»

Теперь появился прекрасный повод избавиться от коммунистов. От Рейхстага остались одни стены, внутри он выгорел почти полностью.

Британский журналист Вили Фришауэр, находившийся тогда в Германии для освещения предвыборной кампании, так описал пожар Рейхстага:

«Над одним из его куполов стояло зарево, к небу поднимался столб дыма. Минуту спустя колонна машин остановилась у боковой двери, к которой направились и мы. Из машин вышли люди в форме. Окруженный большой свитой, к входу быстро двигался Герман Геринг. Я заметил, что его лицо было пурпурно-красного цвета. «Преступление! — гремел его голос, перекрывая шум машин, пожарных насосов и крики полицейских. — Неслыханное преступление… Повесить их! Повесить!»

Фришауэр первым предположил, что поджог Рейхстага устроили нацисты и что к этому преступлению был причастен Геринг. В своем репортаже о поджоге Рейхстага для британской прессы он писал:

«Не может быть ни малейшего сомнения в том, что пожар, который поглощает Рейхстаг, — дело рук наймитов германского правительства. По-видимому, поджигатели пробрались в Рейхстаг через подземный переход, которым это здание соединяется с дворцом президента рейхстага, с кабинетом рейхсминистра и министра прусской полиции капитана Германа Геринга».

На месте преступления был схвачен голландец Маринус Ван дер Люббе — психически неуравновешенный член голландской коммунистической партии троцкистского направления. Были ли у него сообщники, установить так и не удалось. 24-летний голландец охотно подтвердил полицейским, что поджег Рейхстаг. Он был в одной рубашке, а его пиджак и пальто сгорели в зале заседаний. Психиатры ранее отмечали у него признаки пиромании. То, что пожар устроил Ван дер Люббе, сомнений не вызывало. Вопрос состоял в том, действовал ли он самостоятельно или по чьему-либо поручению.

Маньяк-пироман — фигура совершенно не подходящая для какого-либо заговора. Серьезные люди не будут брать его в качестве исполнителя серьезных акций, поскольку действия такого субъекта непредсказуемы. Однако мало кто и в 1933 году, и позже верил в случайные совпадения: слишком уж точно действия Ван дер Люббе соответствовали сценарию будущей революции, изложенному в меморандуме Геринга.

Очень трудно поверить, что Маринуса Ван дер Люббе направили поджигать Рейхстаг коммунисты. Для них, повторю, этот акт был не только абсолютно бессмысленным, но и вредным, поскольку провоцировал репрессии против компартии. Поджог был выгоден только людям Гитлера.

На роль непосредственных исполнителей провокации ан-тинацистская молва выдвигала или Геринга, или главу берлинских штурмовиков Карла Эрнста.

В пользу версии виновности Геринга говорило то, что его резиденция была соединена с Рейхстагом подземным коридором, по которому нетрудно было доставить в здание горючие материалы, да и самому поджигателю Ван дер Люббе легко было бы незамеченным проникнуть в Рейхстаг. Впрочем, учитывая, насколько формально охранялось это здание, поджигатель вполне мог проникнуть в него и с улицы.

Неопровержимых доказательств причастности к поджогу нацистского руководства так никогда и не было найдено. Не было, например, представлено никаких убедительных версий, как именно люди Геринга (или Эрнста) познакомились с Ван дер Люббе и убедили его, что он должен поджечь Рейхстаг. Возможно, эта загадка так никогда и не будет разгадана. Но все же поджог Рейхстага был настолько выгоден нацистам в самый канун выборов и так точно соответствовал предсказаниям, содержавшимся в меморандуме, что это наводит на мысль: Геринг, скорее всего, был причастен к этому преступлению, а неподдельная тревога о гобеленах должна была лишь обеспечить его алиби в глазах общественности. Согласимся: в случае, если бы Геринг загодя эвакуировал из своего кабинета гобелены, картины и все ценное, скажем под предлогом ремонта, мало бы кто усомнился в том, что поджог организовал он. Тем более и так выглядело подозрительным, что глава прусского МВД и председатель рейхстага, располагая надежными сведениями о намечавшемся преступлении, так и не распорядился усилить охрану Рейхстага.

Геринг звонил в ночь пожара Эмми в Веймар и, как ей показалось, вполне искренне сокрушался:

«Дернул меня черт именно туда перенести все самые дорогие вещи!»

Эмма потом писала, стремясь доказать невиновность любимого:

«Я слишком хорошо знала, как ценил Герман мебель, которая погибла в огне. Это было последнее, чем он решился бы пожертвовать».

К сожалению, история доказывает, что ради политической целесообразности Геринг без колебаний жертвовал тем, что неизмеримо дороже любых гобеленов и мебели, — человеческими жизнями.

Гитлер, прибывший к горящему зданию Рейхстага, сразу же приказал начать аресты руководителей и видных функционеров компартии. Списки у Геринга были уже готовы. На Нюрнбергском процессе Геринг, оправдываясь, утверждал:

«Их бы все равно арестовали, независимо от того, случился бы пожар Рейхстага или нет. Через несколько дней или, возможно, через неделю».

В 1933 же году он заявил:

«Список преступлений коммунистов столь обширен, а преступления настолько ужасны, что я решил использовать все доступные мне средства, чтобы безжалостно стереть с лица земли эту заразу».

Сделать это было не сложно, тем более что против руководителей и членов военизированных формирований накопилось достаточно материалов для обвинения в политических преступлениях и убийствах. Ведь в штурмовые отряды как НСДАП, так и КПГ чаше всего шли далеко не самые лучшие элементы общества — любители подраться, мелкие хулиганы, воры и сутенеры, отчаявшиеся и готовые на все безработные и тому подобная публика.

Тем не менее подавляющее большинство арестованных после поджога Рейхстага коммунистов и социал-демократов ни к каким уголовным преступлениям причастны не были, да