Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были - Виталий Иванович Зюзин

Хиппи в СССР 1983-1988. Мои похождения и были читать книгу онлайн
Для повседневности позднего СССР трудно вообразить более экзотическое явление, чем движение хиппи. Тем не менее в конце хрущевской оттепели появилась большая группа людей, понимавших свободу, любовь и равенство совсем не так, как официальные идеологи. Мемуары Виталия Зюзина – художника, участника уличных выставок – начинаются с 1983 года и последовательно рассказывают о погружении в эту среду. Автор описывает встречи со знаковыми советскими хиппи, посещения их летних лагерей в Прибалтике и на Кавказе, конфликты с милицией, знакомства с джазовыми исполнителями. Это достоверное свидетельство, опровергающее многие стереотипные представления, дает читателю шанс взглянуть изнутри на сообщество, которое сумело создать свой параллельный мир внутри советской действительности.
Леша Гриф
Гриф был действительно совершенно черный, сгорбленный, мерзкий на вид (а на самом деле крайне несчастный) чувак, с пронзительным, но и потухшим одновременно, как у стервятника, взглядом. И вся атмосфера была невыносимо давящей. Не только торчилово, которое там просто кастрюлями варилось, а вообще все (не знаю, как их назвать, так как слово «друзья» язык не поворачивается произнести) были им подавлены и находились на положении каких-то зависимых. У Грифа в компании серых торчков выделялась только рыжая стройная девица с огромными зелеными глазами в голубом свитере, которая все время смеялась, играла на пианино и что-то пела. Такую яркую красавицу я, пожалуй, редко в жизни встречал. Она, видимо, еще окончательно не подсела на иглу в этой мрачной тусовке, и свежая кровь, только в малой степени разбавленная героином, так и бурлила у нее в жилах. Ее-то я самоуверенно и повел через несколько дней в рок-лабораторию, адреса которой не знал, не имел билетов и даже не знал часа выступления музыкантов. Говорили, что долгожданный Гребень там будет петь, и не только он.
Подобравшись в снежной ночи к небольшому ДК Курчатовского института, мы поняли, что попасть по-человечески туда не получится. То есть билетов не продают, да их и не существовало в принципе. Были какие-то институтские комсюковские приглашения, но и их, естественно, не достать. Концерт начнется вот-вот, и народу, в том числе волосатого, у клуба скопилось сотни. Собрав своих и обойдя вокруг, мы нашли возможность проникнуть внутрь. Это было окно, вернее открытая форточка мужского туалета, в которую все курили изнутри. Залез первым я и открыл окно нараспашку. Толпа снаружи, пока строго своих, человек тридцать, ввалилась внутрь. Из тех, кто был в туалете, никто не возражал, – такие были времена и нравы, да и вид у нас был чисто флибустьерский. Побежали вверх по запасной лестнице и столкнулись с закрытой дверью третьего этажа. Тут я впервые увидел прямо перед своим носом легендарного Шамиля, которого окликнул Пессимист. Он тоже пролез с подругой за мной в туалетное окно. Волевое обветренное лицо, настоящий стетсон с заломленными полями вверх, кожаный плащ, атлетическое сложение, в общем, герой из вестерна. А пройти-то все равно никак. Снизу подтянулись еще человек двадцать. Саша Пессимист предложил всем достать свои ключи, чтобы попробовать открыть дверь. Первый замок сдался, а второй мы с Шамилем просто сломали, вдарив плечами по двери. И в этот самый момент снизу раздалось: «Атас, менты!» Мы просто ломанулись внутрь коридора, я впереди со своей пассией и чуть не сбил Жанночку Агузарову, которая выпорхнула из своей гримерки милым мотыльком. Бежали, как стадо обезумевших слонов. Чудом вылетели на сцену за кулисы, вернее за задник. Менты и дружинники за нами, мы за занавесом, потом под пианино за группой сидящих людей, а туда преследователи не сунулись, тянулись только за теми, кто пробирался еще за задником. Кого-то схватили, но ведущий Андрей Вознесенский обратил внимание на беспорядок, выразил какое-то удивление и тем остановил охранников, которые только продолжали грозить кулаками. Задник еще минуту шевелился, впуская в зал остатки наших партизан, а тут как раз и окончились вступительные бессмысленные слова покровителей рок-музыкантов и начался сам концерт.
Мы все рассыпались по залу. Мы с подругой заняли место недалеко от сцены слева перед колонной. Это было успешное, почти киношное приключение, я чувствовал себя героем, победителем маленького охраняющего зал дракона, и трудно было предположить, каким бы было разочарованием, если бы мы не попали сюда.
Первой выступала Агузарова. Я никогда ее до этого толком не слушал и был сражен ее пением, сильным резким голосом, виртуозной манерой и способностью сделать из какой-то скучной песни 50-х хит сегодняшнего дня. После перерыва Боречка Гребенщиков блеял свои прелестные песенки (и главное, как потом я узнал, не свои, а Гуницкого, за счет которых и выскочил), потом ярил рок-н-роллом, и все в зале, заведенные еще группой «Браво», просто неистовствовали в экстазе. Это было сказочно круто, тем более что основную массу зрителей составляли обычные запуганные комсюки из активистов.
Как потом оказалось, Агузарову из Америки вытащил горячо ею любимый Максим Столповский, который и тут сыграл немалую роль в становлении и обретении выдающегося таланта, как и с Пелевиным. Какой он все-таки и герой-любовник, и подспорье для нашей культуры!
Запись из пипл-бука о том концерте: «В Московской рок-лаборатории был первый и, вероятно, последний, очень прикольной сейшн с “Аквариумом” и “Браво”. Охраняли его взводы дружинников и ментов во главе с майором и капитаном. Билетов, естественно, взять негде, вот пипл и полез во все щели внутрь: в окна туалетов, в подвалы, я же, прорвавшись через туалет, был в той куче, которая ломилась с запасной лестницы. Две двери открыли подходящими ключами, осталась третья. Мы сорвали ее с Шамилем, этим знаменитым человеком, которого я тогда увидел впервые. Толпа в 70 человек прорвалась в коридор, чуть не сшибив Ивонну Андерсен, как тогда себя называла Жанночка, и Гребня тоже, выглянувшего из гримерки на шум. Вбежали за кулисы и стали просачиваться за задником сцены в зал. Задник колыхался, в зале было заметно, а там нас дружинники пытались поймать, Женю Лонга с парочкой друзей им удалось ухватить за ноги под пианино, откуда они выскочили сразу в зал… В перерыве, после выступления “Браво”, мы с Пессимистом (я его взял для важности) подошли к Гребенщикову попросить его выступить специально для волосатых. Пришлось для этой просьбы прервать историческую беседу Гребня с Макаревичем и Стасом Наминым и растолкать щелкающих фоторепортеров. Но Боб, как все его звали, сделал вид неприступной замученной звезды и уделил нам лишь пару ничего не значащих фраз, по существу отказав».
Надо сказать, что спустя много лет, в 1995-м, Гребенщиков все же дал такой концерт, только не совсем для волосатых. Я устроил ему этот концерт в русском замке Монжерон под Парижем и даже выдал ему гонорар из своих скромных художественных заработков. Самым сложным тогда было не столько уговорить Боба, с которым я прошландался по Парижу неделю, показывая город и рассказывая ему и всей его группе всякие байки, сколько собрать достаточно публики, которая очень неохотно давала деньги, прямо как на московских квартирниках.
Собственно, квартирники были не только у знаменитостей. Выступали среди своих Ипатий, Гриша Шлягер, Умка Аня Герасимова (но ее больше тогда занимали обэриуты)[29], Юрий Наумов (из Новосибирска), Арыч, Пит, Папа Леша, группы «Мистер Твистер», «Крематорий», Фрэнк, «Чудо-Юдо», «Деревянное колесо» и многие другие, на которых я был не по одному разу. Но собственно рок был все-таки властям пока еще нежелателен. Изредка официальный «Автограф» мог погреметь где-нибудь в ДК или кинотеатре «Новороссийск» (где в первом ряду посредине сидел хамоватый Градский, окруженный какими-то юницами) своими «Пристегните ремни!», а о более радикальных товарищах власти пока не готовы были слышать. «Ария» была тоже в полуподпольном состоянии, а о «Коррозии» и говорить нечего. Из более «легких» групп питерский «Аукцыон» как-то совсем был в нашей среде неизвестен, да и в Москве в целом тоже. Я аукцыонщиков встречал потом у Хвоста в скватте, но так же, как и многих прочих «Лицедеев», видел и слышал только за столом с початыми бутылками дешевого французского вина.
Джаз, кстати, уже не обвиняли в том, что «завтра Родину продашь», и Курехин и бессмысленный виртуоз Владимир Чекасин заполняли битком большие второстепенные залы городов и столиц, дудя одно и то же в разной степени визгливое. В Москве они трубили рядом с Онкологическим центром и дурдомом на Каширской… Заканчивался, напомню, 85-й год и наступал 86-й.
Алиса. Миша Красноштан
Почему-то еще вспомнил, что в это время я воспылал любовию к Алисе (Ларисе Соколовой). Был в гостях у Конфеты на Шаболовской, и она мне как-то особенно бросилась в глаза (не в объятия…), хотя до этого мы очень часто виделись повсюду. Неправильное, впрочем, выражение «бросилась в глаза», как будто соль или пыль… Помню еще завидущие такие слова Шурупа в последующие дни: «Да, вы с Алисой – самая красивая пара в Москве!» Хотя мы не были парой, и эта