Ленин - Борис Вадимович Соколов

или менее долгой, упорной борьбы социалистических республик с отсталыми государствами».[116]

Здесь же говорится о возможности «экспорта революции» военным путем с помощью вооруженной силы той «одной отдельно взятой страны», где первой победит социалистическая революция. В 1920 году Ленин предпринял такую попытку во время советского наступления на Варшаву. При этом на штыках Красной Армии он рассчитывал принести революцию не только в Польшу, но и в Германию.

А пока вместо объединительного съезда руководителей РСДРП, за который ратовал Парвус, состоялась Циммервальдская конференция левых социалистов. Она прошла 5–8 сентября 1915 года в швейцарской деревне Циммервальд. На конференции была образована постоянная интернациональная социалистическая комиссия с временным секретариатом в Берне. Принятый конференцией манифест, автором которого был Троцкий, признал войну империалистической со стороны всех вовлечённых в неё стран, осудил социалистов, голосовавших за военные бюджеты и участвовавших в правительствах воюющих стран, и призвал «начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций». «Такой мир, – говорилось в манифесте, – возможен только при осуждении всяких помыслов о насилии над правами и свободами народов. Занятие целых стран или их отдельных частей не должно вести к их насильственному присоединению. Никаких аннексий, ни открытых, ни скрытых, никаких насильственных экономических присоединений, которые вследствие неизбежно связанного с ними политического бесправия носят ещё более невыносимый характер».[117] Ленин же и его сторонники предлагали еще более радикальную резолюцию с лозунгом «превращения империалистической войны в войну гражданскую».

Ленин и его партия получали значительные денежные средства, имевшие своим первоисточником германское казначейство. Средства эти предназначались, прежде всего, для пропагандистской работы в России, издания легальных и нелегальных журналов и газет. Одним из промежуточных звеньев в цепи, по которой шли деньги, выступал Парвус (Гельфанд). Хотя сам Ильич не раз клеймил его как мошенника, оппортуниста и предателя и никакой симпатии к социал-демократу, превратившемуся в удачливого коммерсанта, не испытывал. Прямо Ленин не давал расписок, что получал немецкие деньги. На пути к большевикам германские марки проходили несколько фирм и банков в нескольких странах и обезличивались. Отмывать деньги тогда умели не хуже, чем теперь. Немцы нисколько не сомневались, что большевики будут потихоньку разлагать русский тыл и фронт. Дай Бог, эта работа приблизит революцию, а с ней – и победу Центральных держав. Предвидеть, что даже отпадения России от Антанты окажется недостаточно для германской победы, и в 1917 году было невозможно. Ленин же, заключая в 1918 году «похабный» Брестский мир, скорое поражение Германии и Австро-Венгрии просчитал весьма точно. И остался в выигрыше.

По оценке британско-чешского историка Збинека Земана, объем немецкого финансирования Парвуса в 1915–1918 годах мог достигать 60 млн золотых немецких марок (в 1914 году 1 германская марка стоила 46 копеек). Как считает историк, «значительная часть шла на организацию пропаганды в России, покупку сотен журналистов, финансовую поддержку партийных активистов. Позже деньги расходовались на выплаты бастовавшим рабочим. После марта 1917-го подавляющая часть средств расходовалась на большевистскую прессу… Ленин дистанцировался от операций Гельфанда и связей с ним. Он не доверял Парвусу. С другой стороны, он полностью доверял Радеку и Ганецкому, которые находились в Скандинавии и постоянно были в контакте с Лениным. Поэтому я полагаю, что Ленин знал об источниках денег. Но он не хотел формально иметь с этим ничего общего, позволив своим доверенным людям быть посредниками».

Нам эта сумма представляется завышенной, поскольку после победы Октябрьской революции 1917 года финансирование большевиков шло уже не через Парвуса, а по другим каналам, главным образом через германское посольство в Москве.

Жизнь в эмиграции заставляла Ленина экономить. После завершения какого-либо большого труда они с Надеждой Константиновной и ее матерью обычно уезжали отдохнуть на природу, но выбирали самые дешевые пансионы. М.И. Ульянова вспоминала о том, как питалась семья Ленина в эмиграции: «При усиленной мозговой и нервной работе, которую он вел, нужно было и усиленное питание. Между тем в этом отношении условия в заграничный период жизни Владимира Ильича были не вполне благоприятны. Правда, он пользовался там почти всегда домашним столом, но ввиду плохого материального положения и строгой экономии все было самое упрощенное и всего было в обрез. Суп варился нередко из кубиков Магги (сухой спрессованный вегетарианский суп), на второе бывали или мясные котлеты, или жареное мясо с овощами. Третьего не полагалось, вместо него пили чай. Все бывали сыты и питались, несомненно, лучше, чем многие и многие из эмигрантов, однако мне кажется, что для Владимира Ильича при той громадной затрате сил и нервов, которых стоила его работа, необходим был более разнообразный и легкий стол. Но в то время он и сам бы не допустил никаких лишних трат, и окружавшие его великолепно это сознавали. Помню, однако, с какой жадностью набросился Владимир Ильич на курицу, которую ему подали как-то в Петербурге, когда он вернулся туда в 1917 году. За границей он их не ел и на нас с сестрой произвел впечатление человека, питавшегося за границей далеко не удовлетворительно…

Живя в Цюрихе перед революцией, Владимир Ильич, впрочем, обедал не дома, а в студенческой столовой – за 60 сантимов обед! Он находил его вполне удовлетворительным, рассказывал товарищ Корнблюм. По существу же это была порядочная дрянь.

Обстановка жизни Владимира Ильича и Надежды Константиновны соответствовала их питанию. Они жили за границей до минимума скромно. В Мюнхене, Женеве, Лондоне, Париже они занимали обычно квартирку из двух комнат (в одной помещались Владимир Ильич и Надежда Константиновна, в другой – Елизавета Васильевна, мать Надежды Константиновны) и кухни, которая служила в то же время и столовой. Меблировка состояла из кроватей, простых столов, стульев и полок для книг. Когда Владимир Ильич в 1909 году снял в Париже более просторную квартиру, имея в виду, что с ним поселюсь и я, а также мать, которую он звал пожить с собой, квартирные хозяева были так поражены и шокированы нашей меблировкой (Ни одного дивана! Ни одного кресла или ковра!), что чуть не отказали Владимиру Ильичу от квартиры и согласились оставить ее за ним лишь при условии, что он заплатит вперед за четверть года… Скромность квартиры и обстановки Владимира Ильича поразила и товарища А. Догадова (Александр Иванович Догадов (1888–1937), слушатель школы в Лонжюмо, нарком труда Татарской АССР, расстрелян, реабилитирован. – Б. С.), приехавшего из Баку и жившего в Балаханах в рабочих казармах. После смерти матери Надежды Константиновны Ильичи жили уже в одной комнате и без кухни…»[118]

Глава пятая. Революция 1917 года

В.И.