Олег Гордиевский - Следующая остановка - расстрел

В конечном счете он оказался прав. Но в 1959 году отношения между СССР и Китаем испортились, а еще через год все китайские студенты были отозваны из Москвы. Я часто думал о Ли, о том, как сложилась его судьба, особенно во время «культурной революции».

На четвертом курсе и изучение немецкого, и мое узнавание Запада сильно продвинулось благодаря тому, что я начал работать как переводчик-синхронист с немецкими делегациями. В большинстве своем они были из Восточной Германии, но, прожив всего двенадцать лет при коммунизме, причем до того, как была возведена Берлинская стена, эти люди были все еще близки к Западу не только географически, но и по духу, и контакт с ними был для меня весьма благотворным. Западные немцы и западные берлинцы тоже приезжали как туристы или в составе официальных делегаций.

Самой высокооплачиваемой была наша работа с делегациями Министерства здравоохранения, к тому же приглашаемые им делегации были небольшими и посещали наиболее интересные места. Мне пришлось работать с несколькими такими группами, но самой фантастичной оказалась поездка с группой, занимавшейся проблемами курортологии, то есть изучением того, как лечат пациентов на минеральных водах и в санаториях. Мы отправились в Грузию, славившуюся своим гостеприимством. В Тбилиси, Гагре, Боржоми, Сочи нас размещали в самых лучших гостиницах, возили на прекрасных машинах и щедро угощали. Пышные застолья с обильными возлияниями сделали свое дело, и к моменту приезда в Сочи некоторые из членов делегации явно притомились. Однажды утром мы зашли в магазин сувениров на главной улице. Продавцы, распознав в посетителях иностранцев, даже завернули покупки в бумагу и перевязали шпагатом.

Спустя несколько минут один из немцев внезапно ощутил зов природы; к счастью, поблизости находился общественный туалет, и вскоре наш спутник вышел оттуда с облегченным видом, но сувенир, купленный им, уже не был завернут в бумагу.

— Можете себе представить, в чем здесь проблема? — сказал он. — В уборной нет туалетной бумаги. Хорошо, что у меня был с собой сверток!

Или вот еще ситуация: сели в троллейбус и стали бросать в кассу по две копейки — стоимость билета. Когда один из членов делегации кинул свою монету в прорезь кассы, эта монета каким-то непостижимым образом нарушила равновесие внутри, и вся масса мелочи с шумом рухнула в нижнюю часть аппарата. Все громко расхохотались, а человек, который до этого изведал существенное неудобство в туалете, произнес с горькой иронией:

— Что в этом смешного? Это напомнило мне мой недавний опыт.

Помимо практики в немецком языке, эти поездки придали мне некоторый лоск, а также побудили взглянуть на нас, русских, глазами иностранцев, особенно приезжающих с Запада. Как-то в конце поездки по Москве и Ленинграду гость из Западного Берлина бросил саркастическую фразу:

— Теперь мы знаем, как выглядит русский национальный костюм.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Это военная форма, — ответил он.

Замечание меня задело и пробудило чувство патриотизма.

— Что побуждает вас думать так?

— Да ведь на улицах Москвы и Ленинграда полно солдат и офицеров, и все они в форме.

Немец считал это знаковым признаком милитаризма и империализма, и позже, когда я впервые приехал в Восточную Германию и увидел поезда, забитые советскими военнослужащими, и наших солдат на границе, на платформах, в ресторанах, словом везде, я подумал, что тот немец был прав. Это сильно вооруженная милитаристская империя. Однако в свое время я принял замечание немца за намеренное оскорбление и горько думал о своем отце, который отдавал всю зарплату матери и постоянно носил форму, потому что у него не было гражданского костюма.

Был единственный способ отплатить немцам — водить их в Музей осады Ленинграда, где с потрясающей наглядностью показано, как жили и умирали люди, когда с 1941-го по 1943 год нацисты держали город в блокаде. Во время каждого посещения демонстрировали документальный фильм. Существовала только русская звукозапись, поэтому иностранцы сидели в наушниках и слушали синхронный перевод на родном языке. Однажды довелось переводить мне, и я вложил в свои слова как можно больше эмоций. Потом несколько человек из моей группы подошли ко мне и выразили своего рода протест:

— Олег, вы были очень жестоки по отношению к нам сегодня.

— Я? Жесток? Я всего лишь читал вам запись.

На четвертом курсе благодаря увлечению синхронным переводом мне посчастливилось провести фантастическое лето в Артеке, на Южном берегу Крыма. Каждый человек в нашей стране был наслышан об Артеке, самом лучшем из всех пионерских лагерей. В тот год в Артеке проходили международные соревнования по легкой атлетике среди школьников из стран Восточной Европы. Высокий уровень соревнований был обеспечен, так как все его участники были призерами своих стран. Я на двадцать пять дней был назначен гидом-переводчиком команды из Лейпцига.

В Артеке постоянно отдыхали дети из зарубежных стран, там регулярно проводились международные юношеские состязания и всевозможные фестивали, так что о нем хорошо знали не только в Советском Союзе, но и за рубежом.

Когда мне представили команду из Лейпцига, то я был поражен. Мальчики — внешне типичные подростки, но четырнадцатилетние и пятнадцатилетние девочки были необычайно привлекательны, отличались великолепно развитыми формами. Разумеется, они выигрывали любое соревнование, как говорится, одной рукой, но я считал почти немыслимым обращаться с ними как с детьми, настолько взрослыми они выглядели. Команду должен был сопровождать их учитель, однако он заболел, и его заменил спортивный корреспондент пионерской газеты ГДР, бывший парашютист-десантник, участник войны. Человек кипучей энергии, он рассказывал о своих подвигах только в настоящем времени: «Прыгаем в Греции! Земля летит навстречу! Поливаем все из наших «шмайссеров»! Ну и денек, скажу я вам!» Был еще и воспитатель-венгр, самый старший из всех присутствующих. Он рьяно ухаживал за девушками и приставал к ним после наступления темноты. Они нарочно подстрекали его, прятались в тени, пока он почти не настигал их, после чего убегали, громко смеясь. Присутствие юных немок повысило температуру в Артеке до лихорадочной высоты.

Вернувшись в Москву, я узнал, что в институте работают два представителя КГБ. Им отвели небольшой кабинет, и они незаметно входили и выходили через первый этаж, пока студенты находились наверху. Какое-то время я не понимал, чем они занимаются, но постепенно до меня дошло, что они подыскивают потенциальных кандидатов. А потом узнал, что человек, представляющий Первое главное управление, обратил внимание на меня.