Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод

3. Признать, что т. Мандельштам не имел права пользоваться существующими переводами т. т. Карякина и Горнфельда и составлять из них новый перевод без их согласия. Он должен был получить согласие названных переводчиков, не только на право обработки, но и на окончательную редакцию текста. Между тем т. Мандельштам использовал чужой труд без согласия авторов-переводчиков и без оплаты их труда. Будучи квалифицированным литератором и переводчиком, он должен был помогать борьбе с посредничеством. Поэтому он несёт моральную ответственность перед авторами.

4. Т. Заславский поступил правильно, как общественный работник и журналист, когда в фельетоне, помещённом в „Литературной газете“, встал на защиту достоинства литературы и осудил поведение тов. Мандельштама. Все факты, приведённые им, верны, и в них нет никакой клеветы, но в тоне всего фельетона допущена резкость, дающая возможность непосвящённым в дело читателям неправильно осудить т. Мандельштама как халтурщика.

5. Это вызвало с другой стороны резкое письмо-ответ т. Заславскому со стороны 15 писателей, которые, недостаточно учитывая фактическую сторону дела, неправильно оценили выступление т. Заславского и безоговорочно оправдали поведение т. Мандельштама.

Члены конфликтной комиссии: Богданов, Канатчиков, Львов-Рогачевский Зав. Юрбюро Николаев Секретарь»

(РГАЛИ. Ф. 155. Оп. 1. Д. 584. Л. 33).

Наконец-то дело по обвинению поэта О. Э. Мандельштама в «плагиате» закончилось.

Позднее Осип Эмильевич высказался в отношении своего обвинителя: «К числу убийц русских поэтов или кандидатов в эти убийцы прибавилось тусклое имя Горнфельда. Этот паралитический Дантес, этот дядя

Моня с Бассейной, проповедующий нравственность и государственность, выполнил социальный заказ совершенно чуждого ему режима, который он воспринимает приблизительно как несварение желудка. Погибнуть от Горнфельда так же смешно, как от велосипеда или от клюва попугая». [1.132]

Издательство «Земля и фабрика» после такой резонансной истории с Осипом Мандельштамом договор расторгло, на всякий случай.

История, конечно, получилась громкая, но по накалу страстей вряд ли она могла бы соперничать с той многолетней травлей, которой подвергался замечательный советский прозаик Михаил Шолохов, тоже обвинённый в плагиате.

Журналистское расследование по поводу подлинного авторства романа «Тихий Дон» — одного из эпохальных произведений советской литературы, — длившееся несколько десятилетий и обретшее новое дыхание лет 10 тому назад, в этом смысле безусловно заслуживает нашего особого внимания.

М. А. Шолохов на церемонии вручения ему Нобелевской премии. Фото из фондов музея-заповедника М. А. Шолохова

Михаил Александрович Шолохов начал печататься с 1923 года, сначала как фельетонист — первый фельетон «Испытание», опубликованный в комсомольской газете «Юношеская правда», был подписан им «М. Шолох», затем, примерно через три года, вышла первая книга рассказов, однако особого внимания критики его произведения не удостоились.

Настоящая всесоюзная известность пришла к молодому литератору вместе с публикацией первых двух частей романа «Тихий Дон» в литературно-художественном журнале РАПП «Октябрь», который сразу же был напечатан отдельной книгой общим тиражом 180 000 экземпляров.

17 января 1929 года М. А. Шолохов писал своему двоюродному брату А. И. Сергину: «Читаю рецензии и с трудом дочитываю, потому что испытываю лёгкие приступы тошноты. А тут письма. Очень много писем, из числа которых есть и такие: грубо-бесцеремонные, наглые, самоуверенно-идиотские письма, в которых люди пытаются, сморкаясь и грязня ногами, влезть тебе в душу <.. > и милостиво берутся обогащать тебя!»

Вместе с оглушительной славой появились и первые слухи о том, что Михаил Александрович на самом деле не являлся автором романа, при этом особой популярностью в литературных кругах пользовалась версия о том, что ещё подростком будущий писатель похитил рукопись произведения из полевой сумки раненого офицера или, как вариант, она могла была быть найдена им на теле убитого в бою белогвардейца.

Далее развитие ситуации осуществлялось по типовому сценарию. Для начала в газете Ростовского обкома ВКП(б) «Молот» появилась статья известного театрального критика И. И. (Юзефа) Юзовского, в которой он поделился с читателями сомнениями по поводу того, как такое значительное художественное произведение могло принадлежать перу неприлично молодого и абсолютно неопытного человека.

Юзовский был тем самым ростовским журналистом, который в 1927 году опубликовал злобную статью о только что напечатанной поэме Владимира Маяковского «Хорошо!», которую назвал соответственно — «Картонная поэма». Поэт приехал в Ростов для очередной встречи с читателями, нашёл его в местной редакции, зазвал в какую-то пивную, где громко потребовал объяснений. От написанного журналист не отказался, даже попытался убедить его в том, что на фоне жестоких жизненных реалий его произведение выглядит не более чем глянцевая фантазия. Маяковский мрачно сказал в ответ: «Значит, так. Через десять лет в этой стране будет социализм. И тогда это будет хорошая поэма… Ну а если нет… Если нет, чего стоит тогда весь этот наш спор, и эта поэма, и я, и вы, и вся наша жизнь…» (Сарнов Б. М. Маяковский. Самоубийство. М.: Эксмо, 2006). Критику советского поэта № 1 еврею

Юзефу Юзовскому ещё припомнят во время борьбы с космополитизмом.

По какой-то причине особенно негативно в отношении М. А. Шолохова был настроен председатель Ленинградского отделения Союза писателей и один из руководителей РАПП Ю. Н. Либединский, который подверг его, по собственным словам, «большевистской критике». (Накануне пленума РАПП // Напостовство сегодня: Сб. статей // Красная газета, 1930. С. 58).

Надо сказать, что в советское время единственная внятная попытка обнаружить источники этих слухов была предпринята доктором филологических наук К. И. Приймой. Учитывая, что публикация третьей части романа была неожиданно приостановлена ГИЗ, учёный увидел в этом факте вполне возможные происки троцкистов, прежде всего связанные с освещением в печати восстания казаков в станице Вёшенской в марте 1919 года, как известно, проходившем под антибольшевистскими лозунгами «Советы без коммунистов!», «Долой коммуну и расстрелы!», «Да здравствует народная власть!». Здесь же находился штаб повстанцев во главе с героем Великой войны хорунжим П. Н. Кудиновым, в распоряжении которого была почти 30-тысячная армия из пяти дивизий и одной бригады. По мнению Л. Д. Троцкого, внимание М. А. Шолохова к этим драматическим событиям периода Гражданской войны на Дону было чрезмерным. // в этом с наркомвоенмором во многом был солидарен бывший комиссар 12-й армии Южного фронта, а затем председатель СНК РСФСР и кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) С. И. Сырцов. Описание в романе казацкого мятежа, который на самом деле был гораздо более масштабным, чем это признавалось официально, не только определённым образом характеризовало поведение командиров, непосредственно подчинённых Л. Д. Троцкому, но и могло повлиять на позиции самого С. Сырцова и его сторонников. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и те, и другие участники описываемых событий стремились помешать публикации книги и всячески дискредитировать её автора. К тому же происхождение и биография самого Михаила Александровича делали его лёгкой мишенью для атак оппонентов: его дед был купцом 3-й гильдии, отец занимался коммерцией, затем служил управляющим мельницей,