Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах - Вадим Юрьевич Солод

сведение в единый текст двух уже имевшихся переводов романа Шарля де Костера «Легенда о Тиле Уленшпигеле»: один принадлежал известному переводчику А. Г. Горнфельду, другой — не менее известному В. Н. Карякину.

Свой перевод «Тиля Уленшпигеля» Аркадий Горнфельд впервые опубликовал еще в 1915 году — в первых шести выпусках «Русских записок» под псевдонимом Ю. Б. Коршан. Книжная версия была напечатана в 1919 году издательством «Всемирная литература» — в двух томах, — затем в 1925 году издательство «Молодая гвардия», а через год газета «Гудок» также перепечатывали его перевод, практически без купюр и без разрешения самого переводчика. А. Г. Горнфельд дважды подавал в суд на плагиаторов и оба раза выигрывал.

Василий Карякин свой вариант «Тиля» до описываемых событий тоже успел издать в 1916 году: первый раз — в книжном варианте, второй — в виде брошюр в качестве приложения к трём выпускам «Нивы», но до этого поводов с кем-то судиться у него не было.

В п. 1 издательского договора «ЗИФ» с О. Мандельштамом указывалось: «Редактор выполняет и представляет Изд-ву не позднее 10 июля 1927 года в совершенно готовом виде и переписанным на машинке свой труд — редактированное им произведение Костера „Тиль Уленшпигель“ на русском яз<ыке>, размером приблизительно в 20 печ. листов». Работа О. Э. Мандельштама заключалась исключительно в редактировании текста произведения и приведении его в понятный обычному читателю вид, то есть ему поручалось стилистически обработать оба имевшихся в его распоряжении перевода в контаминации (т. е. путём объединения) из двух, для чего около двух печатных листов было взято им из варианта А. Г. Горнфельда, а всё остальное — из перевода В. Н. Карякина.

Технология эта тоже не могла претендовать на оригинальность — таким же способом «ЗИФ» выпустил в 1928 году 13-томное собрание исторических романов Вальтера Скотта под общей редакцией А. Н. Горлина, Б. К. Лившица и О. Э. Мандельштама, в котором Осип Эмильевич был редактором и обработчиком текста восьми томов (Нерлер П. Битва под Уленшпигелем. Знамя. № 2.2014).

Когда в сентябре 1928 года знаменитый роман в новом его виде вышел в свет, издательство указало на титульном листе О. Мандельштама в качестве переводчика, хотя он был скорее редактором-составителем. Оба переводчика об этом ничего не знали и никаких денег за использование издательством текстов их переводов предварительно не получили.

Ошибка издательства была очевидна, и Осип Эмильевич, срочно вернувшийся из отпуска в Крыму, поспешил поставить А. Г. Горнфельда в известность обо всём произошедшем и заявил, что отвечает «за его гонорар всем своим литературным заработком».

Аркадий Георгиевич Горнфельд был известен как человек исключительно образованный — как-никак, окончил юридический факультет Харьковского университета, одновременно на филологическом факультете изучал теорию словесности и поэтику, затем в Берлинском университете прослушал курс по психологии и литературному творчеству, литературный критик, переводчик и опытный полемист, при всём этом страдавший многочисленными хроническими заболеваниями и имевший заметный физический недуг, из-за которого с конца 1920-х он практически не выходил из дома, по всей видимости поэтому и отличался на редкость злобным характером.

Неслучайно Виктор Шкловский относился к нему на удивление плохо: «А. Горнфельд — человек почтенный и украшенный многими ошибками. Так адмирал Макаров был славен своей неудачной попыткой совершить полярное путешествие на ледоколе. Горнфельд никуда не плавал и, кажется, этим очень гордится. Литературно он никого не родил, и это, вероятно, очень аристократично. Конечно, Горнфельд умнее журнала, в котором он писал, но тем хуже, так как он действовал сознательно. В литературе не надо жалости, и нужно поэтому не замалчивать бесполезность пути Горнфельда, а сделать из него памятник и пугало».

Так становилось понятно, почему А. Горнфельд решил придать этому, в общем-то, незначительному событию, связанному скорее с ошибкой издательства, чем с желанием известного поэта присвоить чужой труд, скандально-публичный характер.

В вечернем выпуске ленинградской «Красной газеты» от 13 ноября 1928 года мелким шрифтом на последней странице было напечатано письмо в редакцию члена правления «ЗИФ’а» А. Г. Венедиктова: «В титульный лист „Легенды о Тиле Уленшпигеле“ в издании „ЗИФ’а“ вкралась ошибка: напечатано „перевод с французского О. Мандельштама“, в то время как должно было стоять: „перевод с французского в обработке и под редакцией О. Мандельштама“».

Нам название этой газеты знакомо — именно в ней было опубликовано первое известие о трагическом самоубийстве В. В. Маяковского в Москве, и относилась она к категории «бульварных».

С учётом того, что издательство признало свою вину, речь шла о банальной небрежности. Тем не менее адвокат Е. А. Флейшиц[215] была уверена, что «при пересмотре советского уголовного законодательства присвоение авторства чужого произведения и извращение произведения по грубой небрежности должны влечь за собой уголовную ответственность». [1. 255]

Так вот, в вечернем выпуске газеты от 28 ноября 1928 года появилась заметка А.Е Горнфельда «Переводческая стряпня», где говорилось о том, что издательство «Земля и фабрика» «не сочло нужным сообщить имя настоящего переводчика изданного им романа, а О. Мандельштам не собрался объяснить, от кого, собственно, получено им право распоряжения чужим переводом». Далее её автор указывал на то, что, по его мнению, «французского подлинника О. Мандельштам не видел» и что из «механического соединения двух разных переводов с их разным стилем, разным подходом, разным словарём могла получиться лишь мешанина, негодная для передачи большого и своеобразного писателя».

10 декабря 1928 года Осип Мандельштам ответил на обвинения в «Вечерней Москве»: «Не важно, плохо или хорошо исправил я старые переводы или создал новый текст по их канве. Неужели Горнфельд ни во что не ставит покой и нравственные силы писателя, приехавшего к нему за 2000 вёрст для объяснений, чтобы загладить нелепую, досадную оплошность (свою и издательскую)? Неужели он хотел, чтобы мы стояли, на радость мещан, как вцепившиеся друг другу в волосы торгаши? Как можно не отделять „чёрную“ повседневную работу писателя от его жизненной задачи?.. Неужели я мог понадобиться Горнфельду как пример литературного хищничества?..

Мой ложный шаг — следовало настоять на том, чтобы издательство своевременно договорилось с переводчиками, — и вина Горнфельда, извратившего в печати весь мой писательский облик, — несоизмеримы. Избранный им путь нецелесообразен и мелочен. В нём такое равнодушие к литератору и младшему современнику, такое пренебрежение к его труду, такое омертвение социальной и товарищеской связи, на которой держится литература, что становится страшно за писателя и человека.

Дурным порядкам и навыкам нужно свёртывать шею, но это не значит, что писатели должны свёртывать шею друг другу».

Газеты в ту дивную пору выполняли функции современных социальных сетей, поэтому Горнфельд, в свою очередь, отправил в «Вечёрку» ответ Мандельштаму, но тут газета от его публикации уклонилась, мотивируя отказ нежеланием взваливать на читателей «тяжёлую обязанность (…) выслушивать все реплики обеих спорящих сторон», — творческая дискуссия и так уже превращалась в банальную кухонную свару.