Алексей Федоров - Большой отряд (Подпольный обком действует - 2)

- Так-то вы правильно кажете. Смерть теперь не с косой, а с автоматом нимецьким ходит. Пропасть легко. Трудно с умом погибнуть. Тот товарищ Бодько, который в заступники старосты пошел, вин причину имел. Проверили точно, из партии исключен, можно такого чоловика к нимецьким дилам подпустить. Значит, смелость его с умом была. А у нас другое дело, товарищ командир...

- Вы, бачу, - перебил товарищ Степана, - думаете, что у нас боягузы все? Ни, це не факт. Нимци ж не таки дурни, чтоб любого на должность поставить. Они посмотрят, пощупают. Так и мы вроде как с нимецькой позиции своих людей пересмотрели. Сколько у нас в хуторе мужчин осталось? Ну, Еремея, того считать не приходится, умом тронулся чоловик. Василия Кожуха тоже из списков исключили. Тому главное в жизни - самогон. Без них, без умалишенных этих, сорок два чоловика...

- И народ ничего. Хороший, советского строя народ. Имеются покрепче, имеются послабже. Так мы бы поддержали. Не то беда, товарищ командир...

Тут Попудренко опять улыбнулся. Старики смолкли. Я взглянул на него, покачал головой. Он вышел из землянки.

- И що вин смиется? - сказал один из стариков. - Вот, я бачу, вы серьезно относитесь.

- Слухайте дале... Стало быть, собрались мы, несколько человек, вместе с бывшим председателем нашей артели. Стали народ разбирать. Кто из себя что представляет. Вроде, как по памяти каждому анкету заполняем: годится вин к нимцям в холуи, поверят воны в его солидарность, чи распознают и повесят.

- Хотели сперва Олександра Петренко!

- Вин головастый парень и молодой, сорока лет нема.

- Ревизионной комиссией колхоза правил. А еще до того, годков пятнадцать тому назад, в комсомоле один из главных был; член бюро чи што...

Я прервал стариков:

- Слишком заметный человек, нельзя, товарищи, такого. Это же моментальный провал...

- Так то мы и говорим. Нельзя, нияк не можна! Другого опробовали. Хижняка Андрия. Цей - голова комиссии по госкредиту и займу. И в раскулачивании сильно участвовал. Отложили его кандидатуру.

- Потим Дехтеренко. Тихий и зовсим старый, верующий чоловик. И так соображает хорошо. "Я, - отвечае, - за народ постою. Я, мол, пожалуйста, не отказываюсь. Тилько есть заминка..." - "Яка така заминка Павел Спиридонович?" - "А та, - отвечае, - заминка, що мий старший сынок Мыкола полковник Червоной Армии, а мий средний сынок Григорий в городе - Вильнюс называется - в райкоме партии працювал, а моя дочка Варвара Павловна, сами знаете, в Киеве, в трамвайном тресте була помощником управляющего... Ну, теперь сами судите, гожусь я, их батька, в старосты?" Ну и постановили, что не годится.

- Да, положение, - вынужден был согласиться я.

Мне уже стало понятно, чему смеялся Попудренко. Трудно было и мне сдержать улыбку.

- Нет, вы погодите, товарищ Федоров. Шукаем мы Ключника Герасима. Угрюмый такий, брови, як те козырьки. Наружность его прямо понравилась бы нимцям. Приходим с Иваном до него в хату - нема. Жинку пытаем - где? - "Не знаю". Тилько вышли с хаты, бачим - вин через балочку с узелком к лесу подался. Кличем: "Герасим!" Вин вертается. "Чого?" - "Послужи, Герасим, народу службу. Ты уси годы Радянськой влады мовчал, ни за ни против не говорил. Тебе старостой самый раз быть. Ты мовчком управляй, мовчком с нимцями, мовчком с нами. А колы что надо, так и накажи кого, будто за нарушение нимецького порядку. Главное, чтобы тайна народная була от нимця скрыта. Партизан колы прийдет, чи сын плинный до матери вернется: его заховать от нимецького глазу..." Подумал Герасим, почесал затылок, да и отвечае: "Не можу!" - "Почему?" - "Не можу, да и все! Чого пристали? Колы б мог, с радостью", - и опять мовчит. "Да ты скажи, Герасим, мы ж свои люди". - "Эх, ладно, скажу! Соколенко знаете?" - "Який такий Соколенко? У нас на хуторе Соколенко немае..." А сами с Иваном переглядываемся: мол, чего вин Соколенко вспомнил? Цей Соколенко, сколько Радянська влада стоит, про наши хуторские дела в газетах печатал. И в районной, и в черниговской, даже в киевской газете заметки проходили с такой подписью. Как растрату кто сделает, чи плохо працюет председатель, или еще какое безобразие: раз - статейка. И вирши вин писал, той Соколенко. "Чудаки вы, - объясняет нам Герасим, - цей Соколенко я и есть! Псевдоним мой Соколенко. Поняли? Так який же з мене староста? Мени самому одна дорога - в партизаны податься!"

- И так, товарищ командир, - продолжал Степан, - за кого не визьмемось, непременно при советской власти той депутат райрады, чи член сельрады, той стахановець, а той бригадир... Куда ни повернись, все народ не гожий.

Старик замолчал и с укоризной взглянул на меня. Они оба поднялись. Но мне удалось подавить улыбку. Усадил их снова.

- Да вы поймите, товарищи, - сказал я, - то, что вы рассказываете, просто замечательно...

- Чего уж тут замечательного? Поставят нам нимци Гороха Петра, а може, того хуже, Соломенного Ивана. То ж вор. То ж хулиган такий, що не только чужие, свои стекла бье... Той в старосты пойдет. Вин к нимцям тянется.

Вернулся Попудренко.

- Ну что, Николай Никитич, мы товарищам посоветуем?

- Пришлите, - стали просить старики, - кого-нибудь с дальнего села...

Но они вынуждены были согласиться с нами, что распределение кадров старост все-таки не наше дело, а также с тем, что вряд ли немцы утвердят пришедшего из других мест человека. Долго думали. И пришли к выводу, что лучшей кандидатуры, чем Соколенко, не найти. Вернее, не Соколенко, а Ключника. Тем более, что Ключник действительно пришел вчера в лес; его зачислили в одну из рот.

Дежурный его вызвал. Это был колхозник лет пятидесяти двух. Лицо крупное, тяжелое, взгляд из-под бровей, губы плотно сжаты...

- Зря вы, товарищ Ключник, раскрыли свой псевдоним. Вот мы пришли к выводу, что лучше вас никому с должностью старосты не справиться.

Он кивнул головой.

- Как вы думаете, люди, которым вы раскрыли псевдоним, вас не предадут?

- Так мы ж тилько двое и были, товарищ командир! - воскликнул один из стариков.

- Ну, значит, не подведут, - сказал Попудренко.

Ключник кивнул головой.

- Так вы согласны, что нужное это дело и что, кроме вас, некому его поручить?

- Теперь понял.

- Так счастливо вам! Идите, работайте... Главное - не попадайтесь.

На этом мы распрощались. Через несколько месяцев, когда начала выходить партизанская печатная газета, в ней довольно часто под сельскими заметками стояла подпись Соколенко. Никто так и не узнал, что пишет эти заметки утвержденный немцами староста хутора Гута.

*

Из сожженных сел уцелевшие жители разбредались по всей области. На тележках и самодельных саночках везли детей и узлы. Сотни семей тащились по дорогам, искали приюта у родственников, знакомых, а то и просто у добрых людей. Прибудет такая разоренная семья, сбегутся со всего села люди - просят рассказать.