Наяву — не во сне - Ирина Анатольевна Савенко

в живых. Пришла я как-то из школы, а из нашей с мамой комнаты выходит чужая женщина. Тонкая, в кремовом платье, с белыми бусами. Волосы завитые. Маникюр, губы накрашены. Подходит эта женщина ко мне и протягивает руку. «Здравствуй, Ируся!»

Ну и я ей, конечно, руку. И застеснялась, убежала на улицу.

А на следующий день — снова она: «Меня зовут Елена Алексеевна»

И еще красивее показалась мне. Руки белые-белые, и два кольца на них: на одной — с розовым камешком, на другой — с большущим лиловым. И часы золотые.

«Хочешь,— говорит,— пойдем со мной в ботанический сад?»

Я молчу. Конечно, очень хочу, а сказать как-то стыдно. Но она поняла.

«Сейчас покушаешь, и пойдем».

Налила мне супу с зеленым горошком. Вкусный, сама, видно, сварила, у нас в доме такого не бывает. Да и фартук на стуле висит голубой с оборочками. Потом картошки дала с морковкой.

Когда я поела, Елена Алексеевна помогла мне надеть перешитое из маминого платье. Сама же надела поверх платья что-то белое, вроде пальто, с большой, как блюдце для варенья, пуговицей.

Пошли в ботанический. Он от нас близко, три квартала. Я здесь все знаю, сколько раз бывала с Линочкой и с Тасей.

«Пойдем на каштановую аллею»,— сказала Елена Алексеевна.

А мне какая радость от этой аллеи? Народу полные скамейки, и ничего интересного. Каштаны везде есть, даже у нас во дворе.

«Хорошо»,— все же выдавила я еле слышно.

«Тебе не хочется туда? — Я смущенно отвернулась.— Ну и не надо. Сама выбирай, куда нам пойти».

«На ту сторону,— несмело показываю направо, не очень-то веря, что Елена Алексеевна пойдет со мной так далеко, да еще по крутым обрывам.— Там растут ягоды. Земляника».

Но Елена Алексеевна даже обрадовалась: «Правда земляника? Какая прелесть! Пойдем, конечно».

Долго шли — то вниз, то вверх, среди темных деревьев. И вдруг — веселая солнечная полянка! Маленькая, меньше нашей кухни, но сколько там всего! И цветы, и пчелы жужжат, и кузнечики разоряются. Среди низкой травы замелькали белые цветочки. Это земляника цветет, значит, ей еще рано.

Жаль. Но когда хорошенько поискали, нашли десятка два спелых ягод. О, какая я была счастливая, какая гордая! И сильно просила Елену Алексеевну — ну, пожалуйста, съесть половину. Но она взяла только две ягодки.

Ходили, ходили и все же пришли на каштановую аллею. Вот теперь и я с удовольствием уселась на скамейку рядом с Еленой Алексеевной. К нам подсела какая-то тетенька, скорее даже бабушка, стала заговаривать с нами. «Дочка?» — спрашивает, кивая на меня. «Нет,— улыбается Елена Алексеевна,— просто знакомая. Из семьи моих друзей». А мне и приятно, что она считает нас друзьями, и удивительно. Разве бывают друзья, которые только два дня как познакомились?

«Вы что же, не работаете? — все интересуется подсевшая бабка.— Для пенсионерки больно молодая. Видать, домашняя хозяйка?» — «Работаю. В вечерней школе английский преподаю».— «Вот что! — с уважением глянула на Елену Алексеевну бабушка, и я тоже.— Значит, днем свободны?» — «Не всегда. То педсовет, то тетради надо проверить. Но главная работа вечером».— «Поди, мужу скучно одному по вечерам?» — «У меня нет мужа, умер»,— тихо сказала Елена Алексеевна, и лицо у нее сразу стало грустное-грустное.

«Бедная»,— подумала я. Мне тоже стало грустно.

«И детей нет?» — продолжала расспрашивать бабушка. «Нет». — «Плохо одной,— бабушка сочувственно покачала головой.— Замуж надо. Молодая еще, охотники найдутся».

Елена Алексеевна ничего не ответила, только пожала плечами, видно, не понравились слова бабки.

А мне жалко-жалко ее стало. И вдруг почувствовала, что люблю Елену Алексеевну. Но откуда любовь, если только вчера познакомились?

А вечером, за чаем, я рассказывала, как мы гуляли с Еленой Алексеевной, как землянику собирали, и завтра опять пойдем.

Мама слушала молча, вроде бы равнодушно. А Тася спросила: «А откуда она взялась, эта Елена Алексеевна? Почему раньше не приходила? А теперь — и обед, и с Руськой гуляет...»

Мама ответила: «Бывает так в жизни: малознакомые люди вдруг становятся добрыми знакомыми, друзьями. Она одинокая, а теперь узнала, что мы в такой беде, сочувствует. Разве не бывает?» — «Бывает, у вас все бывает»,— вставила Галина и сердито глянула на маму.

«Не нравится ей Елена Алексеевна,— думала я,— сильно не нравится. Наверное, сердится, что та такая красивая. Нос ровный, маленький, глаза — как замша на маминых коричневых туфлях. А голос тонкий, нежный... А у Галины крикучий, будто ворона каркает».

И не только из-за красоты... Как же, я все понимаю: Галине приятно, что она в доме вроде спасительницы — и нас, девчонок, опекает, и мать из тоски вытаскивает. А теперь появилась Елена Алексеевна и тоже собирается помогать, вытаскивать. Вот Галина и злится.

«А я уже к ней привыкла!» — с вызовом выпалила я, глядя прямо на Галину.

«Вот и хорошо»,— сухо ответила мама.

А Галина бросила на меня злющий взгляд, но промолчала.

Так и продолжалось. Елена Алексеевна чуть не каждый день приходила. Только в воскресенье — никогда, наверное, чтобы не встретиться с Галиной. Иногда скажет маме: «Отдыхайте, я сама обед сварю», а то сразу со мной гулять идет. Знает, что я болезненная, вот и старается побольше со мной на воздухе бывать. На дачу-то ведь не ездим — какие теперь дачи!

Один раз, когда уже нагулялись, Елена Алексеевна сказала:

«У меня сегодня выходной. Хочешь, зайдем ко мне домой? Это совсем близко».— «Хочу»,— вроде равнодушно ответила я, а на самом деле мне ужас как хотелось побывать у Елены Алексеевны.

Пошли по Фундуклеевской вниз. Поднялись на второй этаж. Елена Алексеевна открыла своим ключом. Вошли в переднюю, разделись (день был холодный). Оттуда — в комнату. Ух ты, как хорошо! Комната такая чистая, светлая, такая красивая... Цветы в вазах, разные коврики... У нас ничего этого давно нет.

Елена Алексеевна подвела меня к мягкому креслу, усадила как важную гостью, даже подушечку красную, шелковую; под голову подложила.

«Сейчас я тебя покормлю. Пойду приготовлю. А ты пока открытки посмотри».

И придвинула ко мне большой альбом.

Открыла я альбом, рассматриваю. Хорошие открытки, не хуже чем у меня — и виды разные, и цветы, и звери. Уже почти все посмотрела... и вдруг...«Кошачья королева»! Точнехонько как моя. Мы все прозвали эту белую кошку королевой. За красоту. А сейчас, когда увидела «королеву» неожиданно, та показалась еще лучше, чем всегда. «Кисанька, хорошенькая моя», — зашептала я с нежностью. А интересно — чистая открытка