Альфа Лиры. Записки русского морского офицера - Николай Васильевич Лукьянович

миллионов рублей, потом ее увеличили до 12, что, конечно, является неподъемным бременем для так называемой буржуазии. Кроме того, специально для «эксплуататоров» ввели чрезвычайный налог и трудовую повинность. Для поддержания «трудовой дисциплины» широко практикуются телесные наказания, а с целью получения необходимого количества бесплатной рабочей силы устраиваются облавы. Чтобы стать лицом, отбывающим трудовую повинность, неважно какого пола и возраста, достаточно просто случайно оказаться в неподходящем месте и в неподходящее время.

Повсеместно национализированы банки, промышленные предприятия, транспорт, морские суда, монастырские хозяйства, курорты, поселения зажиточных крестьян, а также имения, дома и имущество эмигрантов. Из банковских сейфов изъяты личные ценности, а вклады частных лиц перешли в собственность большевистского правительства. Казалось бы, при таком обилии награбленного, экономическая ситуация должна была бы заметно улучшиться. Но произошло обратное – начал резко ощущаться недостаток продовольствия, особенно хлеба, и, как следствие, введена хлебная монополия и карточная система. Хлебный паек составляет всего 200 граммов в день на человека, и чтобы хоть как-то повлиять на ситуацию в конце мая Севастопольский комиссариат продовольствия распорядился, чтобы частные лица и торговые предприятия письменно представили информацию обо всех продуктах, материалах и товарах, привозимых в город и вывозимых из него. Неисполнение приказа влекло за собой реквизицию собственности и привлечение ее владельца к суду революционного трибунала. С целью решения продовольственной проблемы в села направлены продотряды.

Понятно, что свою неспособность и неумение решить элементарные бытовые проблемы населения большевики относят на счет «врагов революции» и «недобитой буржуазии».

Но необходимо отметить, что все-таки такой вакханалии, которая была при первом их владычестве, не было. Вместе с тем попытки местных советов регламентировать все и вся в соответствии с бредовыми коммунистическими идеями вызывают острое неприятие не только в высших слоях населения, но даже среди сторонников новой власти [31].

Для вящей справедливости нужно отметить, что самое серьезное внимание они начали уделять просвещению, пусть и в коммунистическом духе. Кроме Таврического университета, который продолжает работать, созданы народные университеты в Ялте и Севастополе, идут занятия в школах, открываются новые ясли и детские сады. Создается такое впечатление, что у большевиков правая рука не знает, что делает левая. Даже если они захватят власть во всей России, что вполне возможно, схватка внутри их партии неизбежна, и можно только гадать к каким последствиям она приведет.

15 июня 1919 года

В конце мая генерал Деникин признал власть адмирала Колчака как «Верховного правителя Русского государства», и подчинился ему как «Верховному главнокомандующему Русской армии». Но, судя по получаемым сведениям, наступление адмирала Колчака на Москву остановлено красными войсками на Волге, и там идут упорные бои.

Власть большевиков в Крыму колеблется. Бандитские группировки на местах никуда не исчезли, и поэтому красный комендант Ялты, некто Новиков, в своем приказе № 2 предупредил население: «Ввиду появления в городе темных личностей, которые распространяют зловредные слухи, чем и сеют национальную вражду, подрывая авторитет Советской Власти, а по сему предупреждаю, что всякий пойманный и уличенный в такой агитации, будет немедленно расстрелян».

Изданы и развешены приказы о бельевой повинности, то есть о сдаче белья и вещей для нужд Красной армии (приказ Ялтинской подкомиссии чрезвычайной комиссии при ревсовете армии по снабжению фронта и тыла № 2 от 11 июня 1919 года). Не выполнившим данное распоряжение, как обычно, угрожают самыми строгими репрессивными мерами, что, конечно, подразумевает расстрел.

05 июля 1919 года

Как и ожидалось, успехи большевиков в Крыму продолжались недолго и второй период так называемой советской власти продлился чуть более 70 дней. В конце июня большевики в спешке бежали, белогвардейцы снова взяли Крым под свой контроль, и хорошо, что с ними не было союзников, следовательно, будет меньше поводов для возмущения низших сословий.

Жизнь постепенно налаживается. Мне часто говорили многие лица, прибывшие из Центральной России, что как только где-нибудь и в каком-нибудь городе или поселке прогонят большевиков, то мгновенно, как будто само собой – без расстрелов и принуждений возникает торговля, открываются магазины и рестораны, появляются продукты. Даже люди становятся другими – менее озлобленными и нервными. К сожалению, это продолжается недолго, потом спекулянты вылезают из всех щелей и начинают диктовать свои правила. Отсюда и дикое расслоение среди населения: воры и казнокрады начинают диктовать свои правила жизни. Особенно тяжелое впечатление на голодных и оборванных офицеров и солдат, приезжающих с фронта, производит скучающая и сытая публика, особенно дамы в роскошных нарядах, гуляющие по улицам Севастополя. У большевиков было хотя бы полное равенство в абсолютной нищете.

Я снова с некоторым недоумением обнаружил, что занявшие полуостров белогвардейские войска в основе своей практически перестали отличаться от красных – такая же расхлябанность и такое же стремление поживиться за счет «благодарного населения», то же равнодушие к судьбе страны и такое же мелкое стремление свести личные счеты с побежденными. Особенно этим отличаются казаки, но не отстают от них и другие добровольцы. С какой-то дикой и оголтелой откровенностью многие генералы заявляют, что необходимо истреблять всех уличенных в сотрудничестве с большевиками по принципу – «лучше наказать десять невиновных, чем оправдать одного виноватого». Это что – их месть за собственную трусость и предательство государя? Похоже что это так! Только кому они мстят?

Имеются многочисленные свидетельства, что захваченные белыми войсками города или деревни по приказам их командиров отдавались, как в Средние века, на разграбление. Так, по рассказам очевидцев, генерал Шкуро, заняв какой-то русский город, плясал с бутылкой водки на площади и требовал молоденьких девушек. И это белое православное воинство!

Далее на месте вырванных страниц дневника были вложены листы, написанные Анатолием Ивановичем Степановым. Как мне показалось, они вполне дополняют дневник и не противоречат сюжетной линии в описании гражданской войны, достаточно ясно прочерченной Николаем Викторовичем Орловым.

Алупка. Лето 1919 года.

Итак, белогвардейцы снова в Крыму, но они теперь мало чем отличаются от красных. Некоторые старшие офицеры, прошедшие войну с германцами, объяснили мне, что теперешняя армия Юга России состоит не из прежних идейных добровольцев, а в основном из казаков и пленных красноармейцев. При этом некоторые из них по нескольку раз переходили от белых к красным и наоборот.

– Впрочем, – как позднее объяснял мне полковник Александр Константинович Мейнгард, с которым я познакомился в одном из здешних санаториев, где он находился на лечении, – в гражданской войне военные действия только декорации, вопрос о победе решается в кабинетах финансистов и промышленников и отнюдь не в России.

Я был вынужден с ним согласиться, но заметил, что воевать без уверенности в победе бессмысленно.

– Ах, если бы это была война, но это не война, –