Перо в её руке. Женские письма – женские судьбы в XVIII веке - Сесиль Берли

Вчера после ужина господин де Мора провел вечер у меня; он прекрасно себя чувствовал, но будущее пугает меня: 300 лье расстояния и смертельная болезнь! Мысль об этом лишает меня мужества. Ужасно, что любовь приносит с собой так много горя! Однако это чувство столь чарующе, что не хотелось бы расстаться с ним. Блаженны те, кто никогда не знал сердечных забот! Они счастливее и любезнее в обращении. Заметьте, я говорю «любезнее», а не «достойнее любви».

Господин Д’Аламбер нежно целует вас. Я получила письмо от господина Тюрго; он думал, что вы все еще в Париже.

Прощайте, мне нет нужды говорить вам, как сильно я ценю вашу дружбу: я отвечаю на нее нежностью и самой искренней привязанностью. Напишите мне о своем здоровье и не слишком утомляйте себя работой. Все ваши друзья шлют вам тысячу приветов.

Жюли знакомится с графом Гибером 21 июня 1772 года в очаровательном поместье Мулен-Жоли. Он на 11 лет моложе нее и очень популярен. Успев отличиться в сражениях Семилетней войны и приняв участие в покорении Корсики, он в 1772 году публикует «Общее рассуждение о тактике», которое имеет большой успех в обществе и в литературных кругах. Это нечто большее, чем просто трактат о военном искусстве, и сначала сочинение продается из-под полы. В первой части этого произведения автор критикует абсолютную монархию и как сторонник Просвещения предлагает сделать ее парламентской. Гибер блистает прежде всего своим красноречием. В женщинах он вызывает на редкость сильное влечение – никто не может устоять перед ним, включая Жермену де Сталь, которая накануне Революции вступит с ним в любовную связь. В мае 1773 года Гибер едет в долгое путешествие по Европе. В это время Жюли еще не уступила ему, решив хранить вечную верность Мора. Трагедией всей ее жизни станет это противоборство между верностью тому, кого она любит, и разрушительной страстью к тому, кого она боготворит. Нижеследующее письмо – первое в их любовной переписке, состоящей из почти 200 писем, настоящем памятнике французской литературы.

Париж, вечер субботы 15 мая 1773 года

Вы уезжаете во вторник; и так как я не знаю, какое впечатление произведет на меня ваш отъезд и буду ли я иметь свободу или желание писать вам, то хочу, во всяком случае, еще раз поговорить с вами, а также увериться в том, что вы напишете мне из Страсбурга. Сообщите мне, добрались ли вы туда в добром здравии и смогло ли путешествие вернуть покой душе вашей – больна не она; она страдает лишь от тех зол, которые сама же причиняет; рассеяния и смены впечатлений будет достаточно, чтобы отвлечь ее от этого чувствительного порыва, который может причинять вам боль, потому что вы добры и честны. Да, вы очень милы: я только что перечитала ваше письмо от сегодняшнего утра; нежность Гесснера [поэта] в нем соединяется с энергией Жан-Жака [Руссо]. Ах, боже мой! В вашем письме есть все, что может нравиться и трогать, и прежде всего, зачем вы предлагаете мне дар, которого я недостойна, которого я совершенно не заслужила? Ах! Нет, нет, я ничуть не хочу вашей дружбы; она бы послужила мне утешением, но и сильно раздражила бы мои нервы, а мне нужно отдохнуть, на время забыть вас. Я хочу быть честна с вами, с собой; и, по правде говоря, в моем теперешнем душевном смятении я боюсь, что обманываю себя; возможно, мое раскаяние больше моего проступка; может статься, что тревога, которую я чувствую, больше всего оскорбила бы предмет моей любви. Я только что получила от него [Мора] письмо, исполненное уверенности в моих чувствах; он говорит со мной обо мне, о том, что я думаю, о моей душе с таким знанием и уверенностью, какие имеешь, говоря о том, что чувствуешь живо и сильно. Ах! Боже мой! Какие чары или какой рок избрал вас, чтобы завладеть моими мыслями? Почему только я не умерла в сентябре! Тогда я ни о чем бы не сожалела и мне не в чем было бы упрекать себя… Увы! Я чувствую, что и сегодня могла бы умереть за него; нет ничего, чем я не могла бы пожертвовать для него. Но два месяца назад мне вовсе не нужно было приносить ему жертвы; я не могу сказать, что любила его больше, но я любила его лучше. О! Он простит меня! Я столько выстрадала! Мое тело, моя душа были так обессилены этим нескончаемым страданием! Известия, которые я о нем получала, иногда помрачали мой рассудок; именно тогда я встретила вас, именно тогда вы вдохнули жизнь в мою душу; вы заставили удовольствие проникнуть в нее, и я не знаю, что было для меня отрадней – или быть обязанной вам этим удовольствием, или испытывать его. Но скажите на милость, разве это дружеский тон? Разве таким языком говорит доверие? Что мной движет? Научите меня понимать себя самое; помогите мне опомниться; душа моя расстроена; вы ли тому причиной или ваш отъезд? Я больше не могу это выносить. В этот момент я доверяю вам совершенно, и, возможно, мне никогда больше не следует говорить с вами. Прощайте; я увижу вас завтра, и, может быть, мне будет неловко за то, что я сегодня пишу. Если бы только небу было угодно, чтобы вы были моим другом или чтобы я никогда вас не знала! Что вы мне ответите? Будете ли вы моим другом? Обдумайте это, лишь один раз; разве я прошу слишком много?

Нижеследующее письмо Гиберу, в котором Жюли уже не может скрывать свою ревность, написано через день после того, как ей становится известно о новом кровотечении у Мора. Чтобы справиться с душераздирающей болью, она принимает большие дозы опиума и пишет своему злому гению.

Воскресенье, 20 июня 1773 года

Но, боже мой! Ужели вы умерли или успели позабыть, что в душах тех, кого вы оставили, память о вас сильна и мучительна? Ни единого слова от вас с 24 мая! Очень сложно поверить в то, что в этом совсем нет вашей вины. Если это так, вы не заслуживаете ни сожаления, которое чувствует мое сердце, ни упрека, который оно вам делает. Как я узнала, господин д’Агессо не получал от вас известий. Я принимаю в вас столь искреннее участие, что была бы рада, когда бы вы отдали ему предпочтение передо мной, – он, несомненно, во всех отношениях того