Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

– Согласен, поправляйте, но я все-таки попробую начать. Василия Кандинского москвичи считают своим. Он там родился, много жил и работал, преподавал, был увлечен общественной деятельностью и творил!

Одесситы утверждают, что он одессит. Кандинский там вырос, учился в гимназии и, мне кажется, первую свою выставку ему организовали тоже в моем любимом городе.

Для России он русский художник, теоретик, тем более москвич и основатель абстракционизма.

Для немцев Василий Васильевич – немецкий художник. И вроде самые насыщенные творческие годы он провел в Германии. Он же преподавал в Баухаусе? Лучшая школа дизайна в довоенном мире.

Французы уверены, что Кандинский француз. Сбежал после прихода Гитлера к власти во Францию. Получил местное гражданство вдобавок к немецкому, гражданству Российской империи и советскому и скончался в конце Второй мировой войны в Париже. Все верно? Отлично.

Был женат на вас вторым браком. Супруг был старше вас лет на сорок? Многие считают (и правильно делают) Кандинского главным абстракционистом в мире и основателем этого направления. Особую популярность его картины получили после войны, в пятидесятые годы, когда мир хотел не только видеть, но и чувствовать живопись как музыку. Почти слышать полотно, если хотите. Как раз в пятидесятых стали популярны произведения Марка Ротко[64], Джексона Поллока[65], Хуана Миро[66], Бриджет Райли[67] и других. Его зашкаливающей популярности и ценовому взлету способствовали именно вы. За глаза вас называют «профессиональной вдовой»…

– Иногда в глаза говорят то же самое или еще хуже того.

– О вашем браке я ничего не знаю. При всей моей патологической увлеченности искусством XX века, до вас, простите, не доходили руки.

– Ну теперь у вас будут все шансы услышать детали из первоисточника. Который час? Меня немного коробит от вашего советизма «сколько времени». Это же неправильная постановка вопроса. Времени может быть мало или много. А вот спросить «который час?» – это намного точнее. Боже, почти семь вечера. Как мы заболтались. Вы меня проводите до остановки такси? Предлагаю поужинать в четверг у моего приятеля Доминика. В восемь вечера. Знаете, на маленькой Rue Bréa на углу бульваров Монпарнас и Распай. Я принесу вам кое-что просмотреть для начала. Спросите у нашей барышни, сколько мы должны. Плачу, разумеется, я, но мужчина всегда должен просить счет. Меня так учили с детства. В Советском Союзе не так?

– Не знаю, Нина Николаевна[68]. Я не проводил опрос всей страны. У нас в семье учили по-другому. Мужчина встает из-за стола, выходит с официантом из зала и где-то там расплачивается. Дама не должна видеть деньги и стоимость ужина. У вас не так? Mademoiselle, l’addition, je vous prie.

– А вы колкий. Хорошо говорите по-французски. Мои комплименты. Английский тоже приличный? Мне говорили. Это поможет в работе. Ваша матушка в телефонном разговоре сказала мне, что вы очень талантливый и летом на три месяца уезжали в Тюбинген учить немецкий. Можете говорить? Читать? Пойдемте. Вы без головного убора? На улице холодно. Декабрь все-таки. Последний месяц семидесятых. Странные десять лет были. Не находите?

В четверг вечером я думал, что приду первым. Нет, меня уже ожидали. Парижский гастрономический ресторан Dominique был одним из старейших русских заведений в Париже. От большинства своих многочисленных отечественных собратьев французской столицы он отличался тем, что слыл своей великолепной кухней и абсолютно не претендовал на звание кабаре. Там не было ни одного музыканта, и он закрывался в районе двенадцати часов ночи, давая возможность подвыпившим посетителям перебраться в другое место. В 1924 году его открыл коллекционер и меценат, будущий учредитель большой театральной премии, а когда-то молодой одесский адвокат, пробившийся по квоте через черту оседлости в Петербург, очаровательный старичок Лев Адольфович Арансон. Ресторан был очень знаменит как своими звездными европейскими посетителями (принцесса Елизавета – будущая королева Англии, Пикассо, Шанель, Софи Лорен и Брижит Бардо, Трюффо и Бельмондо, Марлен Дитрих и Жан Габен, а также генерал Кутепов[69], Добужинский[70], Маяковский, Бунин, Вертинский, Шагал, Поляков, Григорьев[71], Анненков[72] и десятки других известных личностей), так и паломниками из Советского Союза. Я лично видел там Никиту Михалкова и Андрона Кончаловского, ужинающих с Симоной Синьоре, Товстоногова, Сергея Бондарчука, Моисеева[73], Плисецкую и многих других. Часть интерьера была разрисована фресками Малявина[74], на стенах картины, рисунки и акварели Юрия Анненкова и Александра Бенуа[75], официанты и метрдотели говорили по-русски и даже на кухне звучно и проникновенно ругались на том же языке. Иногда, правда, с сербским акцентом. Ресторан располагался на Rue Bréa, а на параллельной улице находилась знаменитая на весь Париж школа танцев сестер Гржебиных[76]. Чуть дальше по бульвару Монпарнас – антикварный магазин Брюлова, через триста метров от магазина – знаменитое кафе La Croserie des Lilas, где на одном из столиков была прибита бронзовая табличка, сообщающая посетителям о том, что за этим столиком любил посидеть Ленин. В общем, наш отечественный район.

– Я заказала нам по киевской котлете и графинчик водки.

– Спасибо. Но я не пью. Полрюмки для меня – месячная норма.

– Да? Вы точно из России приехали? Я шучу. Неважно, выпьем сколько захотим. Я принесла вам папку газетных вырезок. Полистайте, пока я поболтаю с Львом Адольфовичем. Он хотел мне рассказать о последней постановке Робера Оссейна[77]. Знаете такого? Он играл главную роль в саге об «Анжелике». Говорит по-русски, как мы с вами. Кстати, был женат на Марине Влади. Знаете таких? Ах да. Она же вышла замуж за какого-то вашего барда, если мне не изменяет память. Ну листайте. Я скоро приду.

Статей было достаточно много. Более-менее одного типа. Все сводилось к тому, что Кандинский гений, теоретик и философ. Его наследие стоит нереальных денег. Но «профессиональная вдова» мадам Нина Кандинская смогла за сороковые – пятидесятые годы сделать так, что ни одно произведение художника не продается без ее одобрения. Если Нина Кандинская говорит «нет», вещь не признается оригинальной. В связи с тем что большинство работ великого абстракциониста находятся у нее, мадам умело манипулирует рынком и ценами. Хотя часть работ она уже подарила и продолжает дарить музеям. Это тоже парой журналистов ставилось ей в пику. Музейный автор котируется на арт-рынке на порядок больше, чем тот, который не выставлен. А Кандинского выставляют все. В смысле, все, у кого он есть. И мечтают выставить все остальные. Надо отдать должное, что все-таки негативных статей было не больше процентов двадцати. Остальные пели панегирик вдове за то, что сохранила,