Некрасов в русской критике 1838-1848 гг. Творчество и репутация - Мария Юрьевна Данилевская

девушки под замком не удержишь” – есть первое произведение для сцены – молодого, почтенного нашего сотрудника, Н. А. Перепельского, которого забавные повести, помещенные в “Литературной газете”, вероятно, не раз заставляли вас улыбаться. <…> Это интересно. Пойдемте в бенефис г. Максимова 1-го» (XII-2: 186, 365).

Такая поспешность Некрасова в самоутверждении понятна. Хотя в романе Некрасов утверждает, что он писал водевили по заказу ради денег (VIII: 186), по свидетельству А. А. Алексеева, на момент их знакомства с Некрасовым

«еще был он непризнанным поэтом и только что пробовал свои силы в драматургии <…> и заводил дружбу с актерами, которые так или иначе могли содействовать его поползновениям сделаться присяжным драматургом»[249].

Содержание и тон авторецензии-саморекламы с пассажем о трудностях написания куплетов и цитацией собственных куплетов были провоцирующими. Куплеты Некрасова действительно имели успех. В. Е. Евгеньев-Максимов приводит суждение А. А. Измайлова о том, что «куплет Кони “в гибкости и звучности уступает куплету Некрасова даже первых его выступлений”», а потому, по мнению исследователя, «нет ничего невозможного, что, помогая Некрасову в его работе над водевилями <…> Кони заказывал иногда Некрасову куплеты для своих водевилей»; эту мысль исследователь аргументирует, приводя цитату из водевиля «Утра в редакции» – реплику Йельского[250].

Между тем, как указывает Ю. К. Арнольд, «фабулу и сценарий» водевиля «составил» для Некрасова именно Кони[251]. Антипатия мемуариста к Некрасову легко просматривается в других эпизодах и замечаниях о поэте, однако нет свидетельств, опровергающих это заявление. Поэтому в глазах Кони открытая самореклама Некрасова могла граничить с «литературным похищением».

Н. В. Королева цитирует указанную статью Некрасова, говоря о ее значении в корпусе его театральной критики[252]. Конечно, Некрасов, стремительно осваивавший новые области литературного труда, скорее всего, понимал, насколько еще мал его литературный опыт и насколько велика область приложения сил для человека, всерьез посвятившего себя литературе. Поэтому бойкий тон едва ли соответствовал действительной самооценке. Но он провоцировал на такое восприятие. Заявление о том, что в минувшем году неурожай на куплеты, в какой-то мере могло расцениваться недоброжелателями Кони как намек Некрасова на упадок его успешности[253], и оно так и было воспринято[254].

Отчасти тому способствовали факты. Кони, написав множество водевилей в 1830-е гг., в 1840-м пишет «Деловой человек, или дело в шляпе» и «Петербургские квартиры», после которых состоялся совместный с Некрасовым опыт написания «Утра в редакции». Затем в его деятельности на поприще водевилиста наступает перерыв. Только в № 3 за 1848 г. в «Современнике» опубликован водевиль Кони «Толстяк и тощий» (поставлен в Александрийском театре в 1850 г.), а в 1851 г. ставится его «Беда от сердца и горе от ума» (опубликовано в 1852 г. в № 1 «Пантеона»)[255].

В полемике Межевича с «Отечественными записками», «Литературной газетой» и «Пантеоном русского и всех европейских театров» ощущается его чувство уязвленности, что совпадает с данной современниками характеристикой Межевича как человека слабого, мечущегося, конфликтного и обидчивого, возможно, уже исписавшегося (см. об этом: Панаев ЛВ: 170). Фигура Некрасова, испытавшего неудачу с поэтическим сборником и при участии Кони успешно пробующего себя на поприще водевилиста и журналиста, виделась Межевичу удобной мишенью.

Рецензии Межевича в «Северной пчеле» отличают постоянные выпады, передергивания и переходы на личность, которые расценивались современниками и исследователями как провокации, сеющие раздор между его оппонентами. Эту особенность иллюстрируют эпизоды, имеющие ближайшее отношение к нашей теме.

Реконструкция эпизода объясняет повторы и вариации одних и тех же тем в нескольких близких по времени текстах, напечатанных анонимно или под криптонимом, и позволяет атрибутировать их Межевичу[256]. Предположительно атрибутируемые Межевичу криптонимное и анонимные высказывания укладываются в известный исследователям причинно-следственный ряд, уточняют и дополняют его существенными подробностями. Рассмотрим их в хронологическом порядке.

10 августа 1840 г. в «Литературной газете» была опубликована рецензия за подписью «Л. Ю.»:

«Кроме того, мы тут встретили нигде не напечатанный романс покойного А. С. Грибоедова, и рассказ в стихах забавного псковского подьячего Феоклиста Ануфриевича Боба. Почтенный Феоклист Ануфриевич в экстазе от мелодрамы “Параша Сибирячка” и изливает перед талантами Н. А. Полевого и А. И. Гусевой всю глубину своего уважения и признательности»[257].

«Словарь псевдонимов» И. Ф. Масанова указывает лишь одного автора, подписывавшегося «Л. Ю.», – Леонида Наумовича Юровского (1884–1938), видного российского экономиста. Правомерно предполагать, что в процитированной публикации присутствует опечатка: «Л. Ю.» напечатано вместо «Л. Л.», криптонима, которым часто подписывался Межевич[258]. Под этим криптонимом он выступал в 1838 г. в «Литературных прибавлениях к “Русскому инвалиду”», в 1839 г. в «Отечественныхзаписках», в 1840 г. – в «Репертуаре русского театра», в 1840-41 гг. – в «Литературной газете», в 1840-х гг. – в «Северной пчеле»[259].

Процитированная рецензия опубликована в «Литературной газете», редактируемой Кони, и посвящена «Пантеону русского и всех европейских театров», также выходившему под редакцией Кони. Этим объясняется нейтрально-добро-желательный тон по отношению к рецензируемому изданию и сдержанный юмор в оценке стихотворного фельетона Некрасова, имевшего успех. Последующие фельетоны 1841 г. отражают историю конфликта, поставившего под угрозу сотрудничество Некрасова и Кони.

8 марта 1841 г. в «Северной пчеле» был напечатан без подписи фельетон «Журнальные заметки». В нем фельетонист указывает «г-ну Н. Н.» на его оплошность: Некрасов в театральном обозрении упомянул спектакль, которого он не видел. «Спрашивается: заслуживают ли после этого факта доверия критики издания?» – пишет фельетонист (Летопись I: 78)[260]. «Журнальным заметкам» предшествовало несколько разделов, один из которых – «Корреспонденция», – помещенный непосредственно перед «Журнальными заметками», подписан криптонимом Межевича «М.»[261]. Правомерно предполагать, что весь отдел «Смесь» был написан одним автором. «Летопись» не содержит предположений об авторстве этого фельетона, тогда как принадлежность Межевичу другого фельетона, также подписанного «М.» и содержащего резкую критику водевиля Перепельского и его авторецензию в «одной газете» («Литературной газете» от 26 апреля 1842 г.) (XI-1: 310; Летопись I: 112, 109), самоочевидна. Факты и логика событий также позволяют рассматривать большую вероятность авторства именно Межевича.

Как указывает Б. В. Мельгунов, с середины марта, после отъезда Ф. А. Кони в Москву, Некрасов «остается фактическим редактором “Пантеона” и основным сотрудником “Литературной газеты”»[262] (Летопись I: 78). По предположению Мельгунова, Кони приезжал из Москвы в Петербург в первой половине мая[263]. Положение дел объясняет, почему появилась столь смелая самореклама Некрасова на страницах «Пантеона» 7 апреля (XII-1: 380; цензурное разрешение – 28 марта) и «Литературной газеты» 24 апреля (XII-2: 365). Объясняет и повышающуюся агрессивность Межевича, вскоре выразившуюся открыто: хотя Некрасов расценивал свое положение как недостаточно прочное и не удовлетворяющее его (XIV-1:40), со стороны Межевича