Совдетство. Книга о светлом прошлом - Юрий Михайлович Поляков

домашнее задание, и поинтересовался, словно невзначай:

– А Казакова опять болеет, да?

– Нет, Юра, она переехала, квартиру им дали, будет учиться в другой школе, – ответила классная и посмотрела на меня с таким состраданием, будто понимала мои переживания.

Неделю я ходил как в воду опущенный (хотя на самом деле по дну можно передвигаться только в тяжелом скафандре со свинцовыми подошвами), а потом заметил, что в классе появилась новая девочка – Надя Кандалина, приехавшая из Кустаная с матерью, которая готовилась к защите диссертации в пединституте, откуда к нам каждый год присылали практиканток, робких, как новые рыбки, выпущенные в аквариум. Ничего, освоятся и будут потом кричать на детей так, что стекла в рамах треснут.

Кандалины поселились в аспирантском общежитии, на углу Центросоюзного и Переведеновского переулков. Нельзя сказать, что я сильно заинтересовался новой одноклассницей, но в сердце у меня после переезда Шуры появилась какая-то сосущая пустота, и ее следовало поскорее кем-нибудь заполнить. Тут я, видимо, пошел в Тимофеича: если в его манерке остается заводского спирта меньше половины, он начинает тревожиться, нервничать и не успокаивается, пока снова не зальет фляжку «под пробку». Тогда он с удовлетворением произносит одни и те же слова: «Вот теперь порядок в танковых войсках!»

Как-то вечером Серега Воропаев, Андрюха Калгашников, Колька Виноградов и я, сделав уроки, пошли прогуляться по окрестностям, как говорится, на людей посмотреть и себя показать. Когда мы проходили мимо пятиэтажного кирпичного дома с черной вывеской «Общежитие Московского областного педагогического института имени Н. К. Крупской», Калгаш показал на окно, горящее под самой крышей, и сообщил, хитренько глянув на меня:

– Там твоя Надька живет.

– Почему это моя?

– Ну не моя же.

– Ты-то откуда знаешь?

– Сорока на хвосте принесла.

– Интересно, а что она сейчас делает? – подхватил Воропай.

– Можно посмотреть, – усмехнулся Виноград и кивнул на пожарную лестницу.

Начиналась она довольно высоко от земли (даже взрослый не дотянется до первой перекладины) и вела прямо на кровлю, проходя по стене в полуметре от окна Кандалиных.

– Туда не долезешь, – засомневался я.

– Ха-ха! Хиляк! А ну, подсадите меня! – потребовал Колька.

Я всегда завидовал мускулатуре Винограда, его торс похож на «Экорше», гипсового мужика без кожи, он стоит у нас в изостудии для того, чтобы юные художники могли разобраться в мышечных хитросплетениях человеческого тела. А когда Колька напрягает бицепс, напоминающий бугристый картофельный клубень, у меня от досады холодеет под ложечкой, но зато он троечник, а я хорошист с проблесками пятерок, да еще председатель совета отряда.

Держа за ноги, мы подсадили друга так, чтобы он смог ухватиться за нижний железный пруток, а дальше Виноград легко подтянулся, как на турнике, быстро, точно юнга Дик по веревочной лестнице, вскарабкался вверх, затем, держась за металлическую боковину, рискованно отклонился влево, заглянул в окно и сразу же отпрянул, крикнув вниз:

– Мать моя женщина!

Через минуту Виноград по-обезьяньи спустился вниз, спрыгнул на землю и, пружинисто присев, вытянул вперед руки, словно закончил упражнение на кольцах, которые я терпеть не могу.

– Ну, что там, что? – обступив верхолаза, взволнованно допрашивали мы.

– Звездец! Сами посмотрите! Полный отпад!

– Голая, что ли?

– Не то слово!

– Надька или мамаша?

– О-о! Лезьте – увидите!

Лихорадочное любопытство охватило нас. Вслед за ним наверх вскарабкался, конечно, не так ловко, как Виноград, Серега, потом и Андрюха. Оба, вернувшись, закатывали глаза, мотали головами, хватались за сердце.

– Я балдею… Я рожаю… Я охреневаю…

– Ну, расскажите, пацаны, расскажите! Жалко вам, что ли! – изнывал я от жгучего неведения.

– Офигеть! Как я на нее теперь в классе смотреть буду? Охмурительные дочки-матери.

– Ну, ребята?!

– А самому-то слабо? Дрейфишь, хиляк!

– Не слабо, но… – ответил я, заранее чувствуя в теле дрожащую слабость. – Я высоты боюсь.

– Все боятся. А как ты в армии с парашютом будешь прыгать, чмо болотное? Надо тренироваться!

– Я попробую.

– Другое дело!

Они втроем схватили меня под коленки, подняли так высоко, что мне даже подтягиваться не пришлось, а только сесть за первую перекладину. Борясь с ужасом и стараясь не смотреть вниз, я медленно пополз вверх, намертво хватаясь за холодные стальные прутки. Добравшись до пятого этажа, я перевел дух, а потом, судорожно вцепившись в ребристую боковину, стал, превозмогая страх высоты, медленно отклоняться влево, чтобы заглянуть в окно. Сначала мои глаза оказались на уровне карниза, усеянного белесым голубиным пометом, тогда я, изнывая от безрассудства, поднялся еще на одну ступеньку и наконец смог заглянуть вовнутрь.

В небольшой комнате с бежевыми крашеными стенами, скудной казенной мебелью и облезлой этажеркой, забитой книгами, под низким оранжевым абажуром за круглым обеденным столом сидели Надька и ее очкастая муттер в бигуди. Перед ними на толстой книге стоял алюминиевый чайник, две красивые синие чашки в горошек и вазочка с маковыми сушками. Они занимались! Дочь склонилась над тонкой ученической тетрадкой за две копейки, а мать над толстой общей в ледериновом переплете – за 44 коп. Обе были одеты в пегие байковые халатики, наглухо застегнутые. Вот и вся невидаль!

«Обманули, гады! Сговорились, понтярщики!» – слишком поздно догадался я, с укоризной глянув вниз на вероломных друзей и обомлел, поняв, как высоко забрался.

Сверху одноклассники выглядели совсем маленькими, словно коротышки, друзья Незнайки. От страха у меня закружилась голова и накатил парализующий ужас, он заставил вцепиться в лестницу с такой силой, что мое тело тоже словно очугунело. На землю я больше не смотрел.

– Спускайся! – крикнули снизу. – Эй, высотник! Майна! Атас! Заметут!

Где-то в переулках затарахтел мотоцикл с коляской, на таком по вечерам милиция объезжала наш микрорайон. Ребята сперва махали мне руками, потом стали орать, наконец, свистеть, заложив в рот пальцы. Но меня как приварили к металлической лестнице. Это был какой-то неодолимый столбняк. Вдруг окно Кандалиных с треском распахнулось, чуть не задев меня рамой. Сначала выглянула мамаша, привлеченная непонятным уличным шумом, она поозиралась, заметила человека у стены и, вскрикнув: «Ой, кто это!» – исчезла. Вскоре высунулась моя одноклассница. Чтобы разобрать в темноте, кто же это висит на пожарной лестнице, Надька легла грудью на подоконник и рискованно свесилась наружу. Мы оказались почти лицом к лицу:

– Полуяков? – изумилась она, отпрянув. – Что ты тут делаешь? Подглядываешь?

– М-м-а… – промычал я, так как очугунение достигло уже языка.

– Нет, это он на спор! Просто так! Тренировка! – закричали снизу мои друзья, сообразив, в какую историю меня втравили. – Не пугай Юрку, а то он сорвется! Будешь отвечать!

– Ой! Дураки ненормальные! – взвыла Кандалина и скрылась, а в окне снова появилась мамаша:

– Снимите его немедленно! Я милицию вызову! Мы все про