Борис Соколов - Неизвестный Жуков: портрет без ретуши в зеркале эпохи

Отвечаю. 1. На похоронах генерала Крюкова не был (был занят на заседании Президиума ЦК ДОСААФ).

2. Жукова я видел всего минут 5-10, во дворе дачи Руслановой, когда я вечером (около 7 часов) с женой пошел к Руслановой, чтобы оказать человеку внимание в тяжелую минуту. В это время присутствующие на поминках разъезжались. Среди них был и маршал Жуков.

При этой встречи маршал Жуков ни о чем подобном не говорил».

Многоопытный Семен Михайлович хорошо усвоил одну из главных мудростей советской жизни — когда возможно, отвечать: не был, не состоял, не участвовал. И не называть никаких фамилий, чтобы не втягивать других людей (а то, глядишь, они же тебя и утопят).

Жукову тоже пришлось выдержать унизительный допрос. Его вызвали в Комитет Партийного Контроля. К тому времени от присутствовавших на похоронах соглядатаев стало точно известно, что «нездоровый, принявший политически вредный характер разговор» о военных пенсиях зашел у Жукова с генерал-майором запаса В.А. Ревякиным. Начатое Хрущевым сокращение армии вызвало недовольство офицеров. Пенсии отставникам были снижены, а стаж службы для получения полной пенсии увеличен. Тысячи и тысячи офицеров в рамках сокращения армии были уволены с мизерными пенсиями, поскольку не имели 25-летней выслуги. Ревякин заявил Жукову: «Обижать нас, стариков, стали, и теперь тяжеловато будет с новой пенсией». И добавил, что «в снижении пенсий обвиняют Малиновского».

«Однако т. Жуков, — писал в ЦК председатель Комитета Партийного Контроля Н.М. Шверник, — как старший по званию и тем более как бывший министр обороны СССР, не разъяснил т. Ревякину весь вред подобного его политически нездорового поведения и, зная, что т. Ревякин обеспечен в материальном отношении более чем достаточно, не дал ему отпора и не сделал из всего этого необходимых выводов. Он даже поддержал этот непартийный разговор, направленный, с одной стороны, против мероприятий партии и правительства по упорядочению пенсионного дела (канцелярский эвфемизм для такой непопулярной меры как сокращение пенсий военным. — Б. С.), и, с другой — на дискредитацию нового руководства Министерства обороны СССР».

Генерала и маршала вызвали «на ковер» в КПК, потребовали оправдаться. «В своем объяснении т. Жуков, — продолжал Шверник, — дал правильную оценку своему поведению, заявил, что вначале он не придал разговору с Ревякиным должного значения и что в настоящее время сделал для себя необходимые выводы» (что продолжает находиться «под колпаком»). И чиновники из КПК смилостивились: не стали выносить Жукову и Ревякину партвзыскания, а ограничились обсуждением вопроса. Шверника и его коллег ничуть не смутило, что крамольный разговор происходил в скорбный день похорон и был не более чем стариковским ворчаньем. Из него чуть было не слепили политическое дело.

На XXII съезде КПСС в октябре 1961 года маршалы Малиновский и Голиков помянули Жукова недобрым словом. Родион Яковлевич заявил: «Бывший министр обороны Жуков проявил авантюризм и бонапартистские устремления к единоличному захвату власти. В армии он насаждал культ своей личности и проводил линию на свертывание партийно-политической работы и ее принижение. Центральный Комитет партии своевременно пресек эту вредную деятельность и отстранил Жукова от работы».

Филипп Иванович сказал о том же, но подробнее: «Решениями… Пленума была в корне пресечена опасная антипартийная линия и бонапартистский курс в действиях бывшего министра обороны Жукова. А насколько положение было серьезным, видно из того, как была подорвана и обезличена роль военных советов, политических органов и партийных организаций; в армии была воспрещена какая бы то ни было партийная критика недостатков в поведении и работе коммунистов — начальников всех степеней; из единоначалия вышибалась его партийная основа; в обращении с подчиненными распространялись высокомерие, грубость, самоуправство и запугивание; насаждалась рознь между командирами и политработниками. Партийная жизнь и работа политорганов подвергались администрированию и сводились к узкому просветительству. Подвергалось третированию и принижению Главное политическое управление. В военно-научной работе допускались унтер-пришибеевские нравы. Делались попытки разными путями уйти из-под контроля Центрального Комитета, подорвать влияние партии, оторвать армию и флот от партии и народа. Насаждался культ персоны Жукова. Нарастали тенденции к неограниченной власти в армии и стране.

В докладе секретаря ЦК КПСС тов. М.А. Суслова на октябрьском Пленуме в связи с этим подчеркивалось, что в данном случае мы имели дело не с отдельными ошибками, а с системой ошибок, с определенной линией бывшего министра обороны, с его тенденцией рассматривать Советские Вооруженные Силы как свою вотчину, с линией, которая вела к опасному отрыву Вооруженных Сил от партии, к отстранению Центрального Комитета от решения важнейших вопросов, связанных с жизнью армии и флота».

После таких грозных формулировок имя Георгия Константиновича на несколько лет оказалось фактически вычеркнуто из истории Великой Отечественной войны. В 6-томнике «История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945» в первых пяти томах Жуков упомянут 16 раз, а Хрущев — 126 (в шестом томе, вышедшем уже после падения Никиты Сергеевича, в 65-м году, именной указатель благоразумно не поместили). В мемуарах военачальников Жуков, как правило, или характеризовался негативно, как в первом издании мемуаров П.И. Батова, вышедшем в свет в 1962 году, либо не упоминалось вовсе. Например, Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов в книге воспоминаний «На службе военной», появившейся в 1963 году, в главе о боях на Халхин-Голе ухитрился ни разу ни назвать Жукова.

Георгий Константинович был огорчен подобной тенденциозностью. И опять его высказывания в узком дружеском кругу стали достоянием КГБ и ЦК. 27 мая 1963 года глава Комитета госбезопасности Владимир Ефимович Семичастный докладывал Хрущеву: «В разговорах с бывшими сослуживцами Жуков во всех подробностях рассказывает о том, как готовилось и проводилось заседание Президиума ЦК КПСС, на котором он был отстранен от должности Министра обороны, и допускает резкие выпады в адрес отдельных членов Президиума ЦК: „Все это можно было по-другому отрегулировать, если бы я мог низко склониться, но я не могу кланяться. А потом, почему я должен кланяться? Я ни в чем не чувствую вины, чтобы кланяться. Все это приписано было, конечно, с известной целью…“.

Привел Семичастный и резкий отзыв Жукова о Малиновском: «…Это хитрый человек, он умеет подхалимничать. Он никогда против слова не скажет. „Слушаю“. „Есть“. Он свое мнение прячет далеко и старается угодить. А такие сейчас как раз и нужны…».