Записки сестры милосердия. Кавказский фронт. 1914–1918 - Х. Д. Семина

– Ткаченко! Мы поедем впереди, чтобы найти место для остановки обедать.

Мы обогнали транспорт. И я не слышала ни стонов, ни криков раненых…

– Почему сегодня все так спокойны? Нет тяжелораненых? – спросила я мужа.

– Конечно, есть! Вот погоди, после обеда начнется другое, – ответил он.

Мы довольно далеко отъехали от транспорта, и муж все время смотрел, где бы найти подходящее место для остановки.

– Вот здесь остановимся. Все равно лучшего места не найдем. Стой, Ткаченко!

Сейчас же стали подъезжать и другие двуколки. Подошел Галкин.

– Здесь будем кормить обедом раненых. Если сможете, съезжайте с дороги. Но я думаю, что это опасно: снегу много, застрянем… – сказал муж.

Транспорт остановился. Кухня, ехавшая в хвосте, теперь въехала в середину транспорта. Конюхи навесили на головы лошадям торбы с кормом. Я вышла из двуколки и пошла к кухне. Около нее собрались санитары; подошел муж с подпрапорщиком Галкиным.

– Ну как? Суп готов, Какошвили? – спросил муж у кашевара.

– Так точно, готов.

– Ну, давай пробу.

Кашевар зачерпнул снизу, стараясь дать пробу старшему врачу погуще.

Муж попробовал суп:

– Молодец, Какошвили, суп отличный. Раздавайте, – сказал он.

Запах супа дошел и до меня и раздражающе щекотал мои ноздри. Под ложечкой даже заныло от голода. Но я не посмела попросить у мужа его пробу, которую он возвратил кашевару недоеденной. «Вот бы съесть горячего супа», – подумала я. В это время Галкин, идя вдоль рядов двуколок, кричал:

– Кто может ходить, у кого руки здоровы, идите за супом! Санитары, идите за супом для лежачих и слабых!

Около кухни быстро образовалась очередь: два санитара раздавали нарезанный ломтями черный хлеб и тарелки, а потом раненые подходили к кухне, подставляли тарелку, а кашевар, стоя на оглобле, запускал черпак до самого дна и, зачерпнув полный черпак, выливал суп в протянутую тарелку. Получивший суп отходил, а на его месте уже новый протягивал свою тарелку.

Когда все получили суп и отошли от кухни, я взяла тарелку, попросила супа и понесла его к первой попавшейся двуколке, в которой лежали двое.

– Вот суп, можете сами есть? Или я покормлю вас?

– Спасибо, сестра, я сам могу есть, а вот земляк ранен в грудь, ему трудно.

– Хорошо! На, ешь, а я еще принесу и покормлю его.

Я принесла суп, влезла в двуколку и стала кормить, приподняв голову и осторожно вливая суп в рот… Раненый тяжело дышал и задыхался. Все это брало много времени, так что, когда я опять пришла с пустыми тарелками к кухне, то все уже получили еду, ушли к двуколкам и жадно ели горячий суп.

– Налей мне еще супа.

Я пошла к следующей двуколке. Около нее стояли раненые и ели.

– Отчего вы не лезете внутрь? Снег падает в ваши тарелки.

– Ничего, сестра! Больше супа будет, – сказал раненый, у которого была забинтована голова.

– Где твое место?

– Я на передней скамейке сижу. Я не могу лежать – голове больно!

Я залезла внутрь двуколки и стала кормить раненого.

– Сестра! Дайте и мне поесть! – сказал другой, лежавший рядом с ним. – Двое суток ничего не ел! Всех кормят, а мне не дают! Я так ослаб – едва жив…

– Куда ранен?

– В живот…

– Вот потому тебе и не дают есть! Еда-то тяжелая для тебя! Вот приедем в Сарыкамыш, в госпитале и накормят тебя. А этот суп, с крупой и картошкой, – нельзя давать тебе.

– Господи! Все равно пропадать, а тут еще голодом морят! – заплакал он.

Мне стало невыносимо тяжело видеть его страдание и слезы.

– Подожди! Вот он поест, я пойду спрошу доктора. Если он разрешит, то принесу тебе супа тоже!

Я вылезла из двуколки и стала искать мужа, но его нигде не было видно.

– Санитар! Где старший врач?

– А вон, в той двуколке, кормят раненого.

Я пошла туда и увидела, что муж стоял на одном колене и подносил ложку с супом ко рту раненого.

– А, сестра. Иди, корми вот этого, – увидев меня, сказал муж.

– Я пришла спросить, у меня там есть раненый в живот, плачет, просит есть, двое суток не ел.

Муж положил ложку в тарелку и смотрит на меня…

– Дай ему немного самого бульона, без крупы и картошки: две-три ложки, не больше…

Я пошла к кухне. Кашевар скреб черпаком по дну пустого котла. Народу около кухни уже никого не было.

– Можно мне немного супу? – протягивая тарелку говорю я.

– Нету! Суп кончился! Есть малость самая жижа, но ни картошки, ни крупы нету больше.

– Вот и хорошо! Дай немного! – Когда я пришла к двуколке с супом, она была уже полна ранеными.

– Ну-ка, выйдите кто-нибудь, кто поближе: я покормлю голодного.

Двое сейчас же слезли и освободили мне дорогу к раненому.

– Видишь! Принесла и тебе супа!

– Спасибо, сестра, я думал, вы забыли обо мне…

– Нет! Я ходила спрашивать доктора, и он разрешил жиденького супа немного. А как приедешь в Сарыкамыш, в госпитале накормят лучше. Но это что?! У тебя хлебные крошки?! Ты ел хлеб!

– Маленько съел! Земляки дали…

Я дала ему бульона, вылезла из двуколки, отдала тарелку санитару и пошла совершенно расстроенная и страшно уставшая.

– Два часа ушло на обед, – говорит муж, влезая в двуколку. – А ты что сидишь, согнулась? Устала? Да! Это нелегкая работа. Потому сестер в транспорт и не назначают, совершенно не женское дело. А ты ела что-нибудь?

– Нет. Но я не хочу есть…

– Ну, нет, так нельзя! У нас есть еда, нужно поесть. Я очень доволен, что всем хватило супу. Вот только погода отвратительная! Часа через два будет совсем темно. Вон сколько снегу навалило! Хоть бы добраться благополучно до Сарыкамыша… – озабоченно сказал муж. – Ткаченко, обгони транспорт: мы опять поедем впереди.

Муж ел копченую колбасу с черным хлебом и запивал вином. Но мне ничего не шло в горло. Да и как можно есть сухую колбасу с черным хлебом или с икрой?

Сначала ехали спокойно. Но потом начались остановки «до ветру»; иногда кто-то кричал: «Санитар, судно»! А снег все шел и шел сплошной стеной белых хлопьев… Стемнело. Дороги совершенно не было видно; лошадиные головы пропадали в непроницаемой снежной пыли. Тишина! Не слышно ни скрипа колес, ни цоканья лошадиных копыт. Точно в заколдованном царстве…

– Транспорт, сто-ой-й, – донеслось до нас.

Ткаченко остановил своих лошадей.

Подошел Галкин:

– Один там раненый помирает! – сказал он.

Муж моментально соскочил с двуколки и ушел вместе с Галкиным. Вернулся мрачный.

– Ты кормила раненого в живот?

– Да, немного, бульоном, как ты мне сам разрешил.

– Умирает!.. Я сделал ему