Выслеживая Вьет-конг Личные воспоминания участника программы «Феникс» - Стюарт Херрингтон

в Баочае, новому руководителю провинции — и начальнику майора Нгиема. Полковник Вайсингер решил, что если мы хотим добиться какого-либо прогресса в общине Танми, устранение майора Нгиема необходимо. Поскольку его длительная служебная командировка в Хаунгиа подходила к концу, полковник был полон решимости навести порядок в Танми до своего отъезда.

Начальником провинции был этнический северовьетнамец по имени Тхань. Полковник Тхань находился в Хаунгиа только с начала года, но уже произвел впечатление на американцев и вьетнамцев своей прямотой и смелостью. Невысокого роста, полковник носил черную пижаму и ездил по общинам провинции на мотоцикле «Хонда». Тхань хвастался, что таким образом ему удавалось хорошо понимать, о чем говорят люди. Уединенные поездки полковника Тханя в деревни также позволили ему узнать, чем занимаются (или не занимаются) его правительственные чиновники. Не один неудачливый правительственный бюрократ был удивлен и унижен этим «крестьянином», который превращался в руководителя провинции.

У Тханя была жена и десять детей, и он пользовался всеобщим уважением как порядочный человек со скромными средствами. Мы, американские советники, с трудом могли поверить в свою удачу, получив в свою команду честного, агрессивного и трудолюбивого офицера. Несомненно, это был человек, способный покончить с угрозой вьетконговцев в Хаунгиа.

Вскоре после того, как я передал отчет по Танми полковнику Вайсингеру, я получил сообщение о необходимости отправиться в Баочай. Полковник Тхань пригласил меня на обед и хотел, чтобы я пришел подготовленным к обсуждению ситуации с противником в уезде Дыкхюэ. Меня предупредили, чтобы я не сообщал о приглашении никому в округе, кроме майора Эби. Полковник Тхань не хотел, чтобы майор Нгием знал, что он обращается к американским советникам за разъяснением ситуации в Дыкхюэ.

Когда я вел свой джип по изрытой дороге в Баочай, в моих мыслях преобладала перспектива затеять в Танми какие-то действия. Если бы мы только смогли завоевать доверие полковника Тханя, у нас было достаточно информации, чтобы сделать жизнь теневого правительства общины некомфортной.

*****

В парадную дверь старинной виллы полковника Тханя я входил вслед за полковником Вайсингером нервным молодым капитаном. Сам Тхань поприветствовал нас и представил меня своей жене, привлекательной и молодо выглядящей женщине тридцати девяти лет, несмотря на то, что она родила десять детей. Блюда были вьетнамскими, их подавали миссис Тхань и рядовой денщик, и я воспользовался редким случаем, чтобы попрактиковаться с хозяйкой во вьетнамском языке.

После ужина полковник Вайсингер вежливо откланялся, сославшись на то, что в его кабинете его ожидает накопившаяся бумажная работа. Миссис Тхань исчезла на кухне, а руководитель провинции развернул на столе большую карту.

— Теперь поговорим о делах, — твердо произнес он. Он прочитал мой доклад о ситуации в Танми и хотел, чтобы я рассказал о трех других общинах Дыкхюэ.

Все еще нервничая, я медленно начал, делая пометки на карте жирным карандашом. Мы проговорили почти два часа, в течение которых я быстро понял, что полковник Тхань — тот самый динамичный и прямой человек, о котором я был наслышан. Казалось, он был искренне заинтересован в том, чтобы услышать то, что я хотел сказать, и неоднократно перебивал меня вопросами, которые показывали, что он понимает всю серьезность ситуации в Дыкхюэ.

Полковник Тхань признался мне, что майор Нгием неправдиво рассказал о ситуации в уезде. Нгием последовательно описывал тамошних вьетконговцев как слабые, неорганизованные силы «размером со взвод» — то же самое он сказал и мне, когда я прибыл. Нгием скрывал тот факт, что в общинах его уезда на самом деле действуют организации Вьетконга, укомплектованные партизанскими группами, сотрудниками службы безопасности и другими вспомогательными силами.

Я подчеркнул полковнику Тханю, что мы считаем нашу информацию о масштабах вьетконговской организации крайне неполной. Если мы знали о шестидесяти-семидесяти пяти вьетконговцах, действующих только в Танми, то, скорее всего, их реальное число было значительно больше. Следовательно, мы подозревали, но не могли доказать, что и другие наши общины были так же сильно пронизаны повстанческим движением. Вьетконговцы испытывали трудности только в общине Хьепхоа.

Лицо полковника Тхань выдавало его разочарование и гнев. Он объяснил, что испытывает трудности на новой работе, особенно в том, чтобы понять, кому из своих подчиненных он может доверять, а за кем следует внимательно наблюдать. Затем он спросил меня, что я думаю о майоре Нгиеме.

Вопрос застал меня врасплох, и я замешкался. Тхань почувствовал мою неловкость и поспешил заверить меня, что наш разговор не подлежит записи. С довольной улыбкой он добавил, что мой долг — открыто поделиться с ним своими мыслями.

Я принял приглашение полковника Тханя, прекрасно зная, что он собирается выслушать меня о ситуации с противником, и приехал в Баочай подготовленным к этому, но не был готов к тому, что меня будут допрашивать об обстановке среди дружественных сил, — хотя к этому моменту мне стало совершенно очевидно, что дружественные силы в Дыкхюэ негласно помогают вьетконговцам так же уверенно, как если бы в нашем уезде существовал режим прекращения огня. Я чувствовал, что мы с полковником Тханем хорошо ладим, и боялся, что уклончивый ответ на его резкий вопрос разрушит то взаимопонимание, которое мы установили. Поэтому, молча извинившись перед майором Эби, я приступил к анализу его коллеги.

Как я полагал, майор Нгием был хорошим и благонамеренным человеком. Он вел скромный образ жизни, и совсем не был похожим на стереотипного коррумпированного уездного начальника на побегушках. К сожалению, он, похоже, не совсем правильно подходил к войне в Дыкхюэ. Майор даже сказал мне, что считает своей главной обязанностью «заботиться о своих людях», что означало для него, что он должен избегать раскачивания военной лодки. Таким образом, майор Нгием испытывал отвращение к любым военным операциям, которые могли бы нарушить жизнь жителей Дыкхюэ, даже если такие операции иногда требовались для уничтожения вьетконговцев. Майор не хотел подвергать своих ополченцев опасности вражеского огня или мин-ловушек. Он отказывался проводить военные операции вблизи буддийских пагод, поскольку земля была священной, но вьетконговцы знали об этом и укрывались в таких местах. Я сказал полковнику Тханю, что майор Нгием сострадательный человек, который просто не подходит для работы в качестве начальника уезда в военное время. У него были хорошие намерения, и он, похоже, хотел уничтожить Вьетконг, но не хотел платить цену за успех.

Я также сообщил полковнику Тханю, что и американцам, и вьетнамцам немыслимо, как майор Нгием мог приказать почти тысяче солдат отправиться в семидневную «наиболее запоминающуюся» кампанию, результаты которой оказались на 100 процентов отрицательными. Ни один дружественный солдат не был ранен миной-ловушкой, ни один враг не был замечен —