Джейси Дюгард - Украденная жизнь

Затем девочки завтракали в доме. Филлип велел им всегда сначала звонить. Девочки и я знали, что он был под надзором за изнасилование женщины. Мы никогда его об этом не спрашивали. Филлип опасался, что надзорный офицер может внезапно прийти, и не хотел, чтобы тот увидел девочек. В последнее время Филлип и Нэнси спали в доме его матери. Я всегда находила очень странным тот факт, что никто из надзирающих не догадывался, что на заднем дворе что-то есть. Думаю, им просто было наплевать, и они считали, что он полностью реабилитировался. Мне хотелось, чтобы все было по-другому. Мне хотелось, чтобы надзирающие задавали вопросы, а если он не смог бы ответить, что-нибудь изменилось бы. Но я также боялась перемен. Мне некуда было идти. Мне надо было заботиться о девочках. Но я мечтала о лучшей жизни для них. Сама я не могла этого сделать. Мне было нужно, чтобы кто-то освободил меня, но таких не нашлось.

Я испытываю смешанные чувства по отношению к школе. С одной стороны, в течение восемнадцати лет мне вдалбливали, что школы — плохие, дети учатся в них дурному и постоянное давление может навсегда разрушить их жизни, но, с другой стороны, когда я анализирую, кто мне все это рассказывает — похититель детей, насильник, педофил, эксгибиционист, извращенец, — я прихожу к выводу, что школы не так уж и ужасны. Я смотрю на дочь и вижу, что стало бы со мной, не будь я похищена и вырвана из жизни в возрасте одиннадцати лет.

Обе мои девочки сейчас ходят в школу. Когда они приняли это решение, я не хотела показать им, что напугана до смерти. Я могла думать только о том, как я буду без них одинока и что, если с ними что-нибудь случится, это убьет меня. Однако я знала, что мои высказанные тревоги ничего не изменят, и я поддержала их. Водила А. на собеседования по разным школам. Помогала Дж. решить, какая школа и какой класс будут ей в самый раз. Покупала вместе с ними школьные вещи. Затем, как-то внезапно, пришел первый день для А. Это был вторник. Я сделала ей овощной рулет. Спросила о ее ощущениях, она ответила, что возбуждена и нервничает.

Неделю назад мы посещали координационную встречу. Это был незабываемый опыт. Я была не в себе, как будто где-то в другом месте. А. подтолкнула меня локтем и сказала: «Эй, ты меня нервируешь». Я попыталась взять себя в руки и выглядеть вовлеченной в процесс. День для дочери закончился хорошо — она волновалась по поводу других детей, но, увидев, что они столь же напуганы, почувствовала себя уверенней. Я же продолжала быть не в себе, частично из-за того, что боялась, что обо мне подумают: «Как она может быть мамой этой девочки?» Я невысокого роста и, как мне говорят, выгляжу моложе своего возраста, к тому же я родила ее в четырнадцать лет. Так что любопытство людей вполне объяснимо. Тем не менее никто мне ничего не сказал, и я начала успокаиваться и получать удовольствие от нахождения в кампусе. Мы слушали выступление директора, он представил свою помощницу и повернулся к ней как раз в тот момент, когда она запустила палец в нос! Это помогло мне избавиться от напряжения, которое я испытывала. Я смотрела, как А. получала карточку ученицы, ключ от своего шкафчика в раздевалке спортивного зала, наблюдала, как она общается с другими детьми с широко раскрытыми глазами. Я поняла, что с ней все будет хорошо, а осознав это, обрела душевное спокойствие.

Гуляя по школе, я испытала чувство грусти из-за того, что потеряла, даже чувство ревности и зависти где-то в глубине. Я должна была иметь этот опыт, но меня насильно его лишили. Теперь у меня появилась возможность вновь прожить ту часть жизни, которой у меня не было. Я всегда мечтала ходить в школу. У меня были фантазии, что Филлип разрешит мне ходить в школу, и я представляла себе школьные дни. Иногда они были очень реальными, и мне казалось, что все происходило на самом деле.

Когда меня похитили, я чувствовала себя очень одинокой. Я не знала, где находилась, и не верила, что кто-нибудь меня найдет. Я боялась пытаться выбраться оттуда, думая о том, что, если даже я и смогу, не случится ли со мной чего-нибудь похуже? Я была очень напугана. Интересно, как бы все сложилось, если бы меня спасли в самом начале?

Знаю, что излишне многословна и немного отклоняюсь от темы, но именно Филлип дал мне ужасное представление о мире, который для меня состоял из педофилов и насильников. Сейчас я пришла к пониманию, что это не так. В мире есть изумительные, прекрасные и готовые помочь люди, которые стараются делать добро каждый день. Я была поставлена в такие условия, что считала внешний мир пугающим, и единственным местом, где могли себя чувствовать в безопасности мои дети и я — дом их отца. Он всегда обо всем заботился. У него на все был готов ответ. Если у меня возникали какие-либо сомнения, он всегда выслушивал меня, а потом объяснял, почему я не права и только его планы должны сработать. Одной из причин, почему я не уходила, было желание видеть своих детей в безопасности. Окружающий мир был полон угроз. Я боялась, что если уйду и возьму детей с собой, то буду не в состоянии их защитить. Я знала, что мне не надо за них беспокоиться — никто не похитит их с заднего двора так, как похитили меня.

Внешний мир и сейчас порой пугает меня, и иногда я хочу прижать детей к себе и не отпускать. Но я знаю, что принадлежу к ничтожному проценту людей. Похищения случаются очень редко. Мне приходится напоминать себе этот факт, когда мы расстаемся. Надеюсь, что они вырастут с большим чувством собственного достоинства, чем я. Меня воспитывали в уважении к старшим. В большинстве случаев это правильно, но бывают обстоятельства, когда каждый ребенок должен проявить силу характера и иметь право сказать «нет» взрослым, если он считает, что этот взрослый неправильно себя ведет. Я отдала свою волю похитителю и удовлетворяла его желания, хотя он был не прав. А где были мои желания? Где была моя свобода? Почему я чувствовала необходимость удовлетворять моего мучителя? Насилия над моим телом было недостаточно? Ему необходимо было и насилие над душой? Он обладал способностью повернуть каждую ситуацию к своей выгоде. А что случилось с моим упрямством? Я знала, что мне следует делать то, что велят, и не жаловаться. Я боялась сделать что-то не так: Филлип рассвирепеет, и неизвестно, что после этого случится. Инстинктивно я понимала, что нужно с ним ладить.

Я ненавидела все то, что он делал со мной. Но как я могла противостоять? Когда после он «благодарил» меня за то, что я помогаю решить его сексуальные проблемы, мне хотелось кричать и плакать и проситься домой. Я не хотела ему помогать ни в чем. Теперь я понимаю, что Филлип Гарридо был и остается эгоистом. Он украл меня у моей семьи, у матери, которую я любила всей душой и которая мне до сих пор очень нужна. Он творил со мной отвратительные вещи и извинялся передо мной за это, и я прощала его и врала, что все хорошо и я чувствую себя нормально. Я не чувствовала себя нормально! Он то вел себя как отвратительное животное, то плакал и просил прощения, приводя меня в замешательство. Теперь я знаю, что это было манипуляцией, игрой, в которую он играл всю жизнь. Когда он похитил и изнасиловал Кэти Кэлэвей, то использовал такие же банальные приемы, как и со мной. Не сопротивляйся, и тебе будет легче. Позволь мне реализовать свои фантазии, и все будет замечательно.