Николай Непомнящий - 100 великих феноменов

Ознакомительный фрагмент

И не система символов была главной составляющей её успеха в предсказаниях по картам, а её личное умение вовлечь в толкование этих символов самого вопрошающего, того, о чьей судьбе говорят карты.

Авель, отказывавшийся молчать

6 ноября 1796 года умерла Екатерина II. Её сын и наследник Павел Петрович сразу же бросился в её кабинет разбирать бумаги и нашёл, среди прочего, тетрадку в осьмую часть листа. Писал её какой-то монах Авель, и говорилось в ней о том, когда и как умрёт императрица Екатерина. Были там и другие предсказания.

Павел Петрович велел немедля разыскать и представить ему этого монаха. Не сразу, но монаха нашли. Он уже восемь месяцев сидел в Шлиссельбургской крепости, куда его поместили по указу Екатерины. И сидеть бы ему в заточении до самой смерти, да сбылось его пророчество. Узника вымыли, переодели и доставили в Зимний дворец. Император Павел встретил его ласково; он вообще хорошо относился к тем, кого преследовала его мать. Павел принял от монаха благословение, спросил, где он собирается жить дальше. Авель ответил, что хотел бы остаться монахом. И Павел тут же повелел определить Авеля в Александро-Невский монастырь в Петербурге.

Авель родился в 1757 году в крестьянской семье. Звали его тогда Василием Васильевым. С юности он мечтал посвятить себя Богу и в двенадцать лет покинул родную деревню Акулово, отправившись странствовать. В одном из монастырей он был пострижен в монахи и получил имя Авель.

Через девять лет он попадает в Валаамский монастырь на Ладожском озере. Дальше — годы строгой монашеской жизни, в келье на безлюдном острове. 1 ноября 1787 года «случися ему видение»: два ангела дали ему великий дар прорицания и велели сообщать «избранным», что им предстоит. Авель покидает Валаамский монастырь, снова странствует и через девять лет в другом монастыре в Костромской губернии пишет «книгу мудрую и премудрую, в ней же написано о царской фамилии». В частности, там было предсказано, что Екатерине II жить осталось восемь месяцев и умрёт она скоропостижно.

Авель имел неосторожность показать эту книгу одному монаху, а тот сразу же донёс о ней настоятелю. Книгу вместе с её автором направили в консисторию в Кострому, потом в губернское правление. И везде Авеля допрашивали. Наконец, в сопровождении караула его отправили в Петербург.

Попал он в руки генерал-прокурора графа А. Н. Самойлова. Заглянув в книгу, тот набросился на монаха с бранью: «Како ты, злая глава, смела писать такие титлы на земного бога?» — и трижды ударил его по лицу. Авель же всё стерпел и смиренно ответил: «Меня научил писать сию книгу тот, кто сотворил небо и землю, он же повелел мне и тайны раскрывать».

Самойлов решил, что монах юродствует, велел посадить его в секретную камеру и доложил обо всём императрице. Екатерина, расспросив об Авеле, велела посадить его в Шлиссельбургскую крепость, а на писанные им бумаги наложить печать генерал-прокурора и хранить в Тайной экспедиции. Провёл он в Шлиссельбурге десять месяцев и десять дней. Оттуда его и доставили к Павлу Петровичу…

Через год Авель опять перебирается в Валаамский монастырь. Тут бы ему жить тихо да Бога славить. А он пишет новую книгу пророчеств, в которой говорит о скорой трагической кончине императора Павла. Эту книгу он сам отдал игумену Назарию. И почти сразу закрутилось новое дело. Книга Авеля попала в Тайную экспедицию при Сенате, к генералу Макарову. О ней сразу же доложили императору Павлу, и тот распорядился заключить Авеля в Алексеевский равелин Петропавловской крепости, где Авель опять просидел десять месяцев и десять дней. А потом его отправили в Соловецкий монастырь «под присмотр». В марте 1801 года Павел I был убит, и на трон вступил новый император, Александр I. Пророчество Авеля, таким образом, исполнилось, но свободы ему это не принесло.

Правда, теперь он был монахом, а не арестованным, но покинуть монастырь не мог. И здесь он пишет свою третью книгу пророчеств. В ней, в частности, говорится о том, «как будет Москва взята и в который год». Узнав об этой новой книге, Александр I повелел заточить Авеля в Соловецкую тюрьму и держать его там, доколе его пророчество не исполнится. Прошло ещё одиннадцать лет, которые он провёл в заточении. «Десять раз был под смертью, — говорится в его „Житии“, — сто раз приходил в отчаянье, тысячу раз находился в непрестанных подвигах, а прочих искусов было отцу Авелю число бесчисленное».

И вот пришёл 1812 год. В начале сентября наполеоновские полчища заняли Москву, а уже через два дня город был охвачен пожарами. И вот тогда Александр I вспомнил о пророчестве монаха Авеля и приказал министру князю А. Н. Голицыну, курирующему вопросы духовной жизни, послать императорское повеление в Соловецкий монастырь игумену Иллариону: «Монаха отца Авеля выключить из числа колодников и включить в число монахов на всю полную свободу». И ещё: «Ежели он жив и здоров, то ехал бы к нам в Петербург: желаем мы его видеть и с ним нечто поговорить».

Игумен Илларион, очень притеснявший Авеля, отписал в столицу, что-де «ныне отец Авель болен и не может к вам быть, а разве на будущий год весною». Тогда Александр I послал Синоду указ, чтобы Авеля из Соловецкого монастыря выпустить, дать ему паспорт во все российские города и монастыри, снабдить деньгами и одеждой. Пришлось игумену Иллариону этот указ исполнить, и наконец 1 июня 1813 года Авель вышел из стен Соловецкого монастыря.

Он приехал в Петербург, был хорошо принят князем А. Н. Голицыным (царь в то время был в заграничном походе). Но Авеля снова тянет странствовать. Он отправляется к святым местам; посещает гору Афон в Греции, Иерусалим и собор Святой Софии в Стамбуле. От этого времени сохранились письма Авеля к графине П. А. Потёмкиной, помогавшей монаху материально. В одном из писем она просит его сообщить что-либо из его пророчеств. Ответ его, относящийся к 1815–1816 годам, свидетельствует о многом: «Знаете ли, что я вам скажу: мне запрещено пророчествовать именным указом. Так сказано: ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать на хартиях, то брать тех людей под секрет (арест), и самого монаха Авеля тоже, и держать их в тюрьмах или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство. В тюрьмах ли лутче быть или на воле, сего ради раз мысли… Итак, я ныне положился лутче ничего не знать, хотя и знать, да молчать».

В 1820 году Авель объявился в Москве. Известно, что московские барыни не раз спрашивали у него совета касательно будущих женихов для своих дочерей. Он обычно отвечал, что не провидец и только тогда предсказывает, когда велит ему высшая сила.