Из пережитого - Юрий Кириллович Толстой

– это их глаза с такой безысходностью и тоской, от которой мы, дети, онемели. Возможно, уже тогда у морского пехотинца Яковлева закрались сомнения, так ли уж безупречен строй, который он защищает. А возможно, они зародились еще раньше – когда родная Ярославщина испытала на себе прелести коллективизации.

Основной просчет Яковлева состоит в том, что он явно недооценил трудности, связанные с переводом общества из одного качественного состояния в другое, решив, что частная собственность, в нее он уверовал, – это панацея от всех зол, которая сравнительно быстро обеспечит достижение желаемых результатов. На этом архитектор перестройки и обжегся[28].

Почему же отношение девятки к КПСС представляется мне глубоко ошибочным? Да потому, что КПСС при всех допущенных ею трагических ошибках, при всех преступлениях, которые были совершены ее прежними лидерами, стремится (пусть и непоследовательно) стать более цивилизованной. Разве не по инициативе КПСС была начата перестройка, разве не КПСС отказалась от монополии на политическую власть и разве Горбачев не является первым лидером партии, допускающим в свой адрес далеко нелицеприятную, а порой и просто оголтелую, неприличную в нормальном человеческом обществе критику? Нам скажут: все это так, но перестройка застопорилась, и повинны в этом окопавшиеся в КПСС консервативные силы, которые спят и видят, чтобы повернуть события вспять. Поэтому мы, девятка, и те, кто ее поддерживает, выступаем не против КПСС как таковой, в рядах которой миллионы честных и порядочных, даже с точки зрения таких взыскательных судей, как девятка, людей, а именно против этих консервативных сил. Аргумент, на первый взгляд, неотразимый, но только на первый взгляд. Да, вести борьбу против консервативных сил нужно, но не разлагая партию либо извне, либо выполняя роль троянского коня, а сплачивая ряды партии, опираясь на все лучшее, что заложено едва ли не в каждом члене партии, будь то «аппаратчик» (который, кстати сказать, в своем деле часто профессионал – достаточно сослаться на А. И. Вольского), рабочий, крестьянин или интеллигент, а не исходя из пресловутого деления членов партии на наших и не наших, чистых и нечистых. Если мы вновь возьмем на вооружение лозунг: «Сгиньте, нечистые!» – то страшно подумать, к каким последствиям это может привести.

Разумеется, я не собираюсь выступать по отношению к КПСС в роли своего рода «отбеливателя». Свои грехи (а их немало) КПСС пусть замаливает сама. Главное же состоит в том, чтобы конкретными практическими делами утверждать свое право играть заметную благотворную роль в жизни общества. Если обнажить гносеологические корни заявления девятки, то оно, с одной стороны, появилось на волне популизма, который пока еще нарастает, а с другой, отражает растерянность широких слоев общества, которое не было подготовлено к тому, что перестройка столкнется с такими трудностями. Нужно, однако, отдавать отчет в том, что популизм произрастает из того же корня, что и необольшевизм. Объективно авторы заявления, быть может, сами того не желая, толкают нас к тому, чтобы мы вновь прошли весь тот путь, который начали в октябре 17-го. Но мы уже вдосталь нахлебались на этом пути и не хотим отбрасывать то положительное, что было достигнуто за годы перестройки. По существу авторы заявления предлагают взять на вооружение слова гимна, на которых мы десятилетиями воспитывались: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем». При этом мы, к сожалению, не задумывались: а почему он был ничем и нужно ли ему становиться всем? Похоже, что не задумываются над этим и авторы заявления.

Подводя итоги сказанному, можно утверждать, что заявление в девятку не попало. Не попало потому, что в нем нет и намека на конкретные пути и средства, с помощью которых можно достичь провозглашенных в заявлении целей. Единственное, что отчетливо просматривается в заявлении, хотя и маскируется, – это разложение КПСС (извне с помощью тех, кто вышел или готов выйти из партии, и изнутри с помощью тех, кто формально остается в ней) и создание в противовес ей новой партии с крайне разношерстной и расплывчатой платформой, которая будет представлять собою нечто вроде Августовского блока. Но уже в силу этого такая партия с самого начала будет обречена на идейную и организационную разобщенность и по существу служить прикрытием для удовлетворения непомерных политических амбиций отдельных лиц, которых не устраивает их нынешнее положение. Призывы к разрушению КПСС, от кого бы они ни исходили и чем бы ни маскировались, право же, далеко не лучший путь консолидации здоровых сил нашего общества.

Толстой Георгий Кириллович,

доктор юридических наук,

профессор Ленинградского университета,

член Комитета конституционного надзора СССР

Направлено в «Правду» 28 июля 1991 г. Получено «Правдой» 6 августа 1991 г., подтверждением чему служат квитанция о приеме письма и уведомление о его вручении.

Чтобы у читателей не возникло сомнений относительно времени написания письма, сохранил квитанцию о времени отправления письма и уведомление о времени его вручения. К тому же письмо, по-видимому, хранится в архивах «Правды» за август 1991 года. Кстати сказать, само название письма «К чему ведет заявление девяти» тоже имело скрытый подтекст. Напомню представителям более младших, чем я, поколений читателей, что открытая полемика тогдашней ВКП(б) с руководством Компартии Югославии началась с опубликования в «Правде» статьи «Куда ведет национализм группы Тито в Югославии».

Рассчитывал на то, что письмо мое будет опубликовано, но последовавшие в августе события перечеркнули эти ожидания.

Как известно, на 20 августа было назначено подписание проекта Союзного договора, подготовленного в Ново-Огареве. К этому проекту я относился скептически, так как считал, что в нем явно недостаточно очерчены полномочия Союза. Забегая вперед, скажу, что почти целиком согласен с той оценкой проекта Союзного договора, которая была дана в Заявлении Председателя Верховного Совета СССР А. И. Лукьянова. Это заявление было передано по радио и телевидению 19 августа и опубликовано в газетах 20 августа 1991 года.

19 августа 1991 года я находился на даче в Комарово. Заснул поздно, так как сын желал смотреть телевизор и не давал мне спать. Поэтому проснулся поздно, уже в одиннадцатом часу утра, хотя обычно вставал летом значительно раньше. Как только вышел из комнаты, соседка по даче мне объявила, что Горбачев отстранен от власти и к власти пришел Государственный комитет по чрезвычайному положению. Для меня это сообщение прозвучало как гром с ясного неба. Прослушав по транзистору соседки материалы, которые передавались, начиная с заявления А. И. Лукьянова, и наскоро позавтракав, помчался на станцию, от которой жил примерно в двух километрах. Связаться с Ленинградом около дачи не мог, так как