Земляки - Павел Александрович Гельбак

повторила Елена Антоновна, разглядывая то лагерную фотографию Тухачевского, то снимок мужа, сделанный перед отправкой на фронт. — В таком виде и я бы могла не узнать Виктора.

Как часто бывает в компании, собравшейся за столом, разговор перескакивал с темы на тему. С воспоминаний Тухачевского о плене переключились на положение с продовольствием в Симбирске, выслушали возмущенную речь хозяйки о фантастически высоких ценах на базаре. Затем без видимой связи последовал вопрос:

— Не понимаю, почему вы, большевики, не можете найти общего языка с эсерами. И они и вы — революционеры. И они и вы — русские люди, служите своему народу. Больше того, вот вы, Михаил Николаевич, сегодня призвали под знамена своей армии бывших царских офицеров. И об этом в Симбирске говорят как о сенсации. Но ведь Клим Сергеевич, я говорю о прапорщике Иванове, командующем Симбирской группой войск, давным-давно укомплектовал свою группу бывшими офицерами, это ни у кого не вызывало удивления.

— Вот как! — непроизвольно вырвалось у Тухачевского, и он выразительно посмотрел на Варейкиса. Иосифу Михайловичу был хорошо понятен этот взгляд. Только на днях Клим Иванов вместе с эсером военкомом наотрез отказались участвовать в мобилизации офицеров для службы в Первой армии, уверяя, что не намерен оживлять «смердящие трупы». Оказывается, что эти самые «смердящие трупы» уже давно используют в Симбирской группе войск. Почему же они делают из этого тайну?

Определив по выразительным взглядам мужчин, что сболтнула что-то лишнее, Елена Антоновна с напускной веселостью воскликнула:

— Господа, я не политик и ничего в ваших баталиях не понимаю. Имейте снисхождение. Я не героиня, я просто женщина, возможно, даже недалекая… У меня не укладывается в голове, как вы, интеллигентные люди, одаренные от природы, музыканты, художники, живете в казармах, находите общий язык с невежественными солдатами, подлаживаетесь под них?

— Хотите, объясню? — спросил Михаил Николаевич.

— И вы думаете, что я что-нибудь пойму?

— Захотите, Эляна, — ответил за друга Варейкис, — все поймете.

— С вашей помощью, Юозас, — по-литовски произнесла хозяйка. Улыбнувшись Тухачевскому, объяснила по-русски: — Я призналась товарищу Варейкису, что нуждаюсь в его помощи. Вы за это меня не осуждаете?

— Завидую. И хочу признаться, что сам некоторым образом нуждаюсь в вашей помощи.

Елена Антоновна деланно засмеялась, даже захлопала в ладоши:

— Никогда мне еще не приходилось оказывать услуг командующим целыми армиями. Сразу предупреждаю, что на роль Жанны д’Арк я не подхожу. Вот если вы намерены провести мобилизацию амазонок… В детстве я несколько раз садилась на коня, но оружия никогда в руках не держала.

— Услуга другого свойства. Речь идет о маленькой девочке, судьба которой заинтересовала меня в Москве.

— Вы меня заинтриговали, Михаил Николаевич, я вся внимание.

Не вдаваясь в подробности, Михаил Николаевич рассказал о Гражине, о том, что она ищет тетю Эляну, которая живет в городе, где родился Ленин.

— Вы полагаете, что эта девочка моя племянница?

— Я ничего не могу утверждать. Когда Иосиф назвал ваше имя, то я подумал…

— Девочка не называла имени матери?

— Кажется, не называла.

— У меня действительно есть сестра Бируте. Старшая сестра. Мы с ней были очень разные. После ее странного замужества она порвала с нашей семьей. Помнится, что мама делала какие-то шаги к примирению. Да, мама писала мне, что у Бируте родилась дочь.

— Гражина, — подсказал Тухачевский.

— Возможно. Имени племянницы мама не называла. И я могу эту девочку увидеть?

— Чего же проще. Завтра мы ее к вам пришлем.

На прощание Елена Антоновна пообещала, что постарается быть полезной Гражине, даже если она и не ее племянница, а Варейкиса по-литовски попросила, чтобы поручение командарма выполняла какая-нибудь другая большевичка, а не дочь доктора Верещагина.

— Эта девчонка становится несносной, шпионит за мной, наводит справки у всех знакомых. Подозреваю, что она влюблена в вас и ревнует.

— Ерунда какая-то, — смутился Варейкис. — Какая любовь? Какая ревность?

— Думаю, что и большевики не застрахованы от негасимого пламени любви, — и уже по-русски добавила: — Жду Гражину. Спокойной ночи, господа.

Глава восьмая

ТРЕВОГА

1

Нашлась тетя, исчезла племянница. Первым исчезновение Гражины обнаружил Сашка. Еще утром, получая в типографии газету «Известия Симбирского Совета», он поспорил с подружкой, что может зараз съесть двадцать вафлей мороженого.

— Слабо, — ответила Гражина, — после десяти порций говорить не сможешь, горло обледенеет и кишки начисто замерзнут.

Спор был чисто теоретическим. Мороженого ребята давным-давно не ели, и денег у них не было, чтобы купить не двадцать, а хотя бы одну порцию.

Закончив распродажу своей пачки «Известий», Сашка вернулся в типографию. Гражины еще не было. Мальчик злорадствовал: «Не хотела со мной идти на пристань, все газеты продала бы». Солдаты прибывшего в Симбирск бронедивизиона купили сразу двадцать газет. Даже сам командир, щеголевато одетый, надушенный, дотронувшись стеком до плеча мальчика, спросил:

— Что приказывает командарм Первой?

Но разговориться маленькому газетчику с командиром бронедивизиона не удалось. К нему подошел командующий Симбирской группой войск Клим Иванов.

— Привет, Беретти, — поздоровался он.

— Иванов?! — воскликнул командир бронедивизиона и хлопнул себя стеком по голенищам сапог. — Я как раз думал сегодня нанести тебе визит вежливости.

— Ты все не расстаешься со стеком, Беретти, — засмеялся Иванов. — Как будто не бронеавтомобилями командуешь, а эскадроном гусар.

— Амулет, Клим, — поднял стек Беретти.

— Все мы немного суеверны, — согласился Иванов. И уже деловым тоном спросил: — Приказ главкома получил? Муравьев по прямому проводу меня предупредил, что ты хотя и предан со своими броневиками Первой армии, по подчинишься только ему.

— Понятно. Чудошвили мне приказал: «Дорогой, не двигайся с места, пока от меня дополнительных указаний не получишь».

Очевидно, Беретти точно передал манеру разговаривать неизвестного Сашке Чудошвили, так как собеседники дружно засмеялись. Иванов взглянул на газетчика:

— Чего ты, пацан, тут прислушиваешься? Через левое плечо, кру-гом…

— Иди, мальчик, иди, — хлопнул стеком Сашку по спине Беретти.

— Вы, дяденька командир, мне за газетку забыли заплатить.

— Прости, друг, — извинился командир бронедивизиона. — Трудящийся народ не обсчитываю. Получай с процентами, — и он дал Сашке бумажку, на которую можно было купить не то что газету, а даже две вафли мороженого.

Сашке не терпелось быстрее увидеть подружку, рассказать ей о щедром командире бронедивизиона. Он мечтал угостить Гражину мороженым на деньги, которые словно с неба свалились. Но девочка все не приходила. Вернулись в типографию другие газетчики, а ее не было, и никто из них ее не видел. Будто сквозь землю провалилась. Не пришла она и к обеду. Мальчик боялся отойти от «Смольного», чтобы не разминуться. Где бы она ни задержалась, сюда-то наверняка придет. Но Гражина не пришла и к ужину.

Вечером, выйдя из «Смольного»,