О годах в дипломатии с долей сарказма - Владимир Ельбаздукович Ваниев

телевидения, находясь у задних ворот Посольства, зачем-то сфотографировал стоящее напротив здание. Оттуда сразу же стремглав выскочили паны в штатском, которые скрутили его и отволокли в околоток. Пришлось вызволять бедолагу.

В корне изменилось и отношение к сотрудникам росзагранучреждений, свидетелем чего довелось побывать и мне. Когда я вместе с директором Правового департамента МИДа Александром Ходаковым возвращался на машине из Кракова, где проходили переговоры министра Козырева с его польским коллегой, нас остановили двое полицейских, один из которых вел себя по-хамски, заявляя, что советская власть закончилась и нам теперь ничего хорошего ждать не стоит (мягкое отражение высказанного).

Кстати, много лет спустя, когда меня с коллегой перевозили на посольской машине из Таллина в Ригу, ее остановил догнавший нас латышский полицейский – здоровенный рыжий детина, который оказался намного вежливей поляка, пробурчав:

– А, российские дипломаты. Значит можно нарушать? Ладно, езжайте.

Что же касается упомянутых министерских переговоров, проводившихся в Кракове, сделано это было с одной целью – дабы не включать в программу пребывания встречу и беседу с Президентом Валенсой.

Суть произошедшей метаморфозы можно было бы охарактеризовать следующим образом: вчерашние подобострастные холуи преобразились в наглых хамов. Недавно мой родственник, направлявшийся на машине в Венгрию через Польшу, рассказал мне о хамском поведении польских погранцов на КПП Тересполь. Укоренилась традиция.

И их внутренний аспект

Существенные перемены произошли и во взаимоотношениях не только на внешнем периметре, но и внутри нашего коллектива. Пара примеров.

Когда из Центра поступило сообщение об упразднении должности советника по науке и технике (была и такая), занимавший ее командированный из Госкомитета по науке и технике товарищ со звучной фамилией Козырев повел себя, мягко говоря, неадекватно. Во-первых, категорически отказался покидать Варшаву, продолжая проживать в посольском жилдоме, не оплачивая коммунальных услуг и неизвестно чем занимаясь. К тому же его дочка нашла себе суженого среди местных и также не намеревалась возвращаться домой.

Все попытки принудить бывшего советника к возвращению не только не принесли результатов, но и вызвали весьма радикальные действия с его стороны. Так, в один прекрасный день, а вернее ночь, он (достоверно) нагадил на коврик у двери своей соседки – врача Посольства, которая посмела озвучить предположение о диагнозе его странного поведения.

Наконец из Центра поступило указание принять принудительные меры по возвращению экс-советника в Москву. На квартиру к нему прибыла группа посольских товарищей, которые собрали скарб и погрузили его вместе с терпилой, все это время общавшимся с кем-то по телефону, в автотранспорт, после чего колонна направилась в сторону Бреста.

Далее стали происходить весьма неожиданные события. О том, что случилось на границе, я узнал из попавшей мне в руки и переданной по инстанции подборки совсекретных документов местных спецслужб. В них содержалась подробная стенограмма телефонных переговоров Центра с погранслужбой на КПП Тересполь, хронология событий и все прочее.

А было так. При досмотре документов потенциальный невозвращенец заявил польским пограничникам о своей просьбе к властям предоставить ему политическое убежище, после чего был препровожден в караульное помещение, где написал соответствующее заявление. В результате колонна проследовала в Брест с вещами, но без их владельца. Забегая вперед, скажу, что впоследствии он приложил немало усилий по их возврату. Позднее я как-то встретил его на Маршалковской в Варшаве. В тот период наших двусторонних отношений персоны, способные гадить под дверью соседа, были весьма востребованы новой польской властью. Судя по телевизионным ток-шоу, они и сегодня весьма актуальны.

К сожалению, это была не первая и не последняя крыса, поспешившая сбежать с тонущего советского корабля. Ранее один субтильный представитель младшего дипсостава Посольства со странной фамилией Шподи, воспылав любовью к местной панночке, принял решение вступить с ней в законный брак и остаться на ПМЖ в Польше. В предыдущие мрачные советские времена его бы оттранспортировали на историческую родину со всеми вытекающими. Но в тот момент на дворе уже стояла светлая горбачевская пора прав человека, свободы слова и чувств, а также других атрибутов просвещенной демократии. Влюбленные сердца воссоединились. Не знаю, каково было продолжение этой романтической истории. Как тут не вспомнить о печальной судьбе Андрия Тарасовича из незабвенного произведения Николая Васильевича Гоголя?

Но были примеры и действительно по-гоголевски трагические. Так, в самом начале антисоциалистической вакханалии, возглавляемой «Солидарностью», наш генеральный консул в Познани, поступивший на дипслужбу с партийной работы, не выдержав столь суровых испытаний, застрелился из штатного Макарова на глазах атташе Генконсульства.

И снова Смоленка

После возвращения в Москву пришлось заниматься отношениями не только с Польшей, но и с Чехией и Словакией в качестве заместителя директора 4-го Европейского департамента. Министерством на тот момент руководил ярый обвинитель «красно-коричневых» А.В. Козырев. Опыт общения с ним у меня уже имелся. Первая встреча произошла в 1992 году в Копенгагене, куда я был командирован из Варшавы для участия в беседе нашего министра с польским – К. Скубишевским по вопросу о выводе войск из Польши.

Посольством на тот момент руководил в качестве временного поверенного в делах Юрий Ушаков (нынешний помощник Президента России по международным делам). Посол Г.Г. Ведерников был незадолго до этого отозван по состоянию здоровья (мидовцы знают, о чем речь). Позднее с Ю. Ушаковым приходилось пересекаться в Вене, где он был постпредом при ОБСЕ, и при других обстоятельствах.

Беседа двух министров состоялась в одном из помещений нашего Посольства в Дании. В целом у меня сложилось впечатление, что А.В. Козырев имел слабое представление о том, что предстояло обсуждать. Где-то в середине беседы, когда речь держал польский министр, наш повернулся к стоявшей у него за спиной официантке и стал что-то шептать ей на ухо. Интеллигентный поляк прервал свой спич и с удивлением на лице замер в ожидании. Наконец наш министр повернулся лицом к поляку и беседа продолжилась. Мне было очень интересно, что отвлекло его от переговоров и о чем он так увлеченно толковал с прислугой. Как мне удалось выяснить у сидевших рядом, министру понравился коньяк, которым нас, не совсем в духе протокола, обносили за столом. Суть его продолжительного диалога с обслугой сводилась к выяснению происхождения напитка и просьбе повторить.

Дальнейшие контакты имели место уже в Москве. Так, в ходе подготовки визита в Москву К. Скубишевского замминистра С.Б. Крылов и директор департамента В.М. Гринин находились за границей, в связи с чем А.В. Козыреву пришлось опуститься до общения со мной. Один из заданных мне вопросов касался того, кто победит во втором туре президентских выборов в Польше. Сославшись на оценки нашего Посольства в Варшаве, я высказал мнение, что это будет Лех Валенса. Однако, победил Александр Квасьневский. Я опасался, что мне