Озаренные - Леонид Михайлович Жариков

в недрах Донбасса тоже горят тысячи огней. Среди них поблескивает огонек лампы забойщика Афанасия Андрюшкива. Рокочет в руках отбойный молоток, и рушится черной лавиной каменный уголь. А на штреке светит во тьме прожектор электровоза Петра Забашты. Вагонетки нагружают углем.

...Мчится по длинной галерее тяжелый подземный состав. Слепящий луч гонится за тьмой вдогонку, мелькают столбы крепи, и гудят, гудят под колесами земные недра.

Счастливого пути, шахтер!

———

Каменный уголь — дар земли. И как бы ни выглядел буднично черный кусок антрацита, он заключает в себе волшебную силу жизни.

Пока уголь лежит в земле, он мертвый камень. Но стоит разбудить в нем дремлющий огонь, и закипит вокруг жизнь, рожденная его энергией, точно живое сердце забьется в куске угля.

Нелегко и непросто даются человеку эти сокровища. Вьюжной зимой и жарким летом, в холод и дождь, ночью и днем горняки спускаются глубоко под землю и рубят в тесных забоях под нависшими породами каменный уголь.

Из глубины шахтных стволов «качают» уголь тяжелые коробы — скипы. Словно чаши весов, спускаются они в недра и поднимают на‑гора́ уголь. На поверхности его ссыпают в железнодорожные вагоны, и поезд, груженный антрацитом, мчится туда, где сверкают огни электростанций.

И вот шагают через степь, как великаны, стальные колонны высоковольтных линий. Одна стоит у проезжей дороги, покрыта пылью; другая в отдалении, среди пшеницы, где пахнет степными цветами и поспевающим хлебом; третья колонна спустилась в балку — видна лишь ее макушка; четвертая взобралась на курган и стоит, как былинный богатырь, озирая окрестности.

В далекие времена в донецких степях были сторожевые посты Запорожской Сечи. В грозный час они зажигали на высоких курганах жаркие костры и так, от костра к костру, до самого Запорожья передавалась тревожная весть.

Так от колонны к колонне, точно из рук в руки, тянутся провода, по которым течет энергия во все концы степи: к заводам и фабрикам, во Дворцы культуры, в городские дома и сельские хаты. Это не просто энергия, это труд шахтеров кипит в стальных жилах.

И может быть, нет на земле ни смерти, ни старости, а есть смена часовых. Сыны приходят на смену отцам; внуки, оберегая традиции, становятся на посты дедов.

О ВЕРНОСТИ

Донбасс мой рабочий,

Единой судьбою

Навеки я связан

С тобою теперь.

Ты песне шахтера,

Рожденной в забое,

Как самой великой

Присяге, поверь!

Н. Домовитов

Начнем рассказ издалека, с тех полузабытых дней детства, когда молодой донецкий шахтер Владимир Носенко мальчишкой бегал босиком по днепровским кручам возле лавры, шнырял по Днепру в стареньком челне со сломанным веслом, вылавливая между баржами обломки досок на растопку.

А можно вспомнить о более раннем времени, когда еще был жив дед Носенко Тимофей Павлович, киевский рабочий, вспомнить о том, как он, сидя возле своей беленькой хатки высоко над Днепром, рассказывал внуку Володьке о годах революции, о том памятном январе, когда рабочие завода «Арсенал» поднялись на смертный бой за власть Советов.

— Там столько крови было пролито, Володька, что вспоминать страшно... Окружили рабочих тысяч двадцать вояк Центральной Рады, — рассказывал дедушка, выбивая пепел из погасшей трубки и закуривая вновь, — бой шел день и два. На третий кто-то из петлюровцев перекинул через забор камень с запиской: «Сдавайтесь, иначе пощады не будет». Оглянулись рабочие вокруг: все уставшие, голодные, раны тряпками перевязаны. Поглядели на убитых товарищей, которые лежали тут же, распростершись на земле. Сдаться — значит изменить им. Верность погибшим товарищам снова подняла нас в бой...

Широко открыв испуганные глаза, слушал мальчик суровую правду прошлого: на шестой день осады петлюровцы ворвались на завод — кололи рабочих штыками, рубили шашками, вешали на воротах завода. Более семисот арсенальцев пали смертью в тот день. Немногим удалось спастись. Дедушка сказал, что они вышли тайным подземным ходом к Днепру. Он даже рукой показал вдаль, где дымили трубами буксирные катера на реке и проплывали белые красавцы теплоходы.

Детское воображение живо рисовало картины той битвы. В подземном ходе, конечно, был дедушка. Это он и выкопал тайный ход и сказал рабочим: давайте возьмем раненых. И рабочие взяли раненых. Вот какой у него смелый дедушка!..

Тогда на помощь киевским рабочим поспешили отряды Красной гвардии и моряки Балтики. Войска Центральной Рады обратились в бегство. И лишь остались памятью о восстании исклеванные пулями грозные стены киевского «Арсенала» да братские могилы.

— Ты видел, Володька, те могилы в парке? — спрашивал дед у внука.

— Видал, дедушка.

— Не забывай их. То могилы рабочих. Что бы с тобой ни случилось в жизни, где бы ни оказался, не забывай.

Мальчишка излазил все кручи над Днепром, искал и не нашел подземного хода арсенальцев. Тогда он сам решил вырыть тайный ход к Днепру из дедушкиного сада. Взял лопату, начал копать, но оказалось тяжело. Пришлось бросить затею. Вместо этого сбегал к стенам завода «Арсенал» и собственными глазами увидел позеленевшие пули, что застряли в камне. Он даже пальцем пощупал одну пулю в стене. Интересно и жутко. Вот в каких боях участвовал дедушка Тимофей Павлович.

В горестях и сиротстве прошло детство Володи. Умер дедушка, не вернулся с фронта отец. Во время бомбежки Киева фашистскими самолетами ранило осколком фугаски маму, и сыну пришлось перевязывать раны матери. Остались на его попечении маленькие сестренки. И мальчик пошел на заработки — подносил на вокзалах чемоданы, разносил почту. Так и не заметил, когда окончилось детство. Приблизился срок призыва в армию. Володе повезло: его зачислили в Военно-Морской Флот.

В тамбуре поезда, который почему-то мчался на север, и Володя подумал — на Балтику, старый усатый мичман, опытный моряк, сопровождавший призывников, рассказывал о себе:

— Я, братишки, весь мир исколесил: в каких только морях меня не мотало, и соленой водицы приходилось хлебать. Все пережил и понял, что самое дорогое в жизни — это Верность. Для нас, моряков, она особенно дорога. И когда возвращаешься из дальнего плавания, увидишь вдали родные берега, слезы к горлу подступают. Родная земля! Ничего нет выше этого у моряка. До последнего часа моряк верен своему кораблю, своим товарищам, народу своему.

И вот Володя Носенко в строю. На голове флотская бескозырка, пуговицы блестят на черном