Эрнест Сетон-Томпсон - Моя жизнь

18 сентября. Сентябрь быстро проходит. Небо по утрам иссиня-стального цвета, с тяжелыми белыми облаками, которые угрожают снегом. Собираются осенние странники. Черные иволги[3] встречаются огромными стаями, стаи эти гораздо больше, в десять раз больше, чем весной. Когда иволги спускаются тучей на сжатые поля, они застилают землю на акр, на два блестящим черным покровом. А когда они подымаются ввысь, словно по приказу вожака, шорох их крыльев напоминает раскатистый шум морских волн, набегающих на берег.

Шрэй-рэй-рэй-рэй! — слышится ритмичное чередование нарастающих и падающих звуков. Крэк-крэк-крэк! — тоже сливаются в могучий напев, только совсем иной, чем шелест крыльев.

9 октября. Листья быстро осыпаются. На земле осенний ковер золотистых и коричневых тонов. Каждое утро заморозки, и мелкие пруды уже окаймлены льдом. Перелетные стайки устремились на юг.

Сегодня утром я видел и зарисовал огромную стаю гусей. Они летели вереницей, вытянувшись по крайней мере на целую милю, и гоготали так громко, что казалось, лает бесчисленная свора собак.

Небо синее, но разорванные и белые как снег облака кажутся предательскими и враждебными.

19 октября. Сегодня утром я нашел гнездо балтиморской иволги на верхушке высокого дерева. Оно имело форму сумочки в 6 дюймов глубиной, 4 дюйма шириной и было подвешено верхним краем к пяти горизонтальным веткам. Это гнездо было соткано из волокон древесной коры и казалось очень прочным. Я решил проверить его прочность и стал накладывать в гнездо металлические стружки. После этого я перебросил веревку через гнездо и, подвесив на нее ведерко, стал добавлять груз. Маленькое птичье гнездышко выдержало тяжесть в 15 фунтов. Я добавил еще 2 фунта, но сделал это так неосторожно, что веревка соскользнула и вся тяжесть переместилась на самую тонкую из пяти веток. Она не выдержала семнадцати фунтов и подломилась. Это было старое, обветренное гнездо. Если бы оно было новым, я не сомневаюсь, что выдержало бы груз в 25 фунтов.

21 октября. Сегодня раскопал и нанес на карту норки, бугорки, гнезда и подземные ходы шести мешетчатых крыс-гофферов. Поселенцы говорят, что они собирают вдвое и втрое больше урожая в тех местах, где гофферы разрыхлили землю. Нет сомнения, что гофферы в Америке играют ту же роль, что дождевые черви в Европе, согласно описаниям Дарвина.

30 октября. Внимательно пересчитал перышки на черной иволге:

Голова — 2226

Задняя поверхность шеи — 285

Передняя поверхность шеи — 300

Грудь и вся нижняя сторона — 1000

Спинка — 300

Каждая нога по 100 — 200

Каждое крыло по 280 — 560

Маховые перья — 44

4915.

Глава XIV

Любимый край

Брат Артур строил дом из шести комнат. Сюда он собирался переехать из рубленой избушки — первого пристанища на месте нового поселения.

Он и брат Чарли были целыми днями заняты строительными работами. Вилли Броди был у нас за повара. На мою долю выпадали всякие случайные работы, в числе которых входило сооружение курятника для привезенных мною кур.

Однако мы все собирались попытать счастья еще дальше на Западе и закрепить там за собой по половине надела земли.

Мы отправились на разведку, взяв с собой на фермерской телеге десять мешков овса для лошадей, мешок с сухими продуктами (картошку, копченую свиную грудинку, чай и сахар), палатку, одеяла, котелок, сковороду и другую посуду.

Артур, конечно, был кучером и главой нашей экспедиции. Я был опять за повара и охотника, промышляющего дичь для стола. У Чарли не было определенных занятий, он был нашим подручным.

С восторгом разжег я свой первый костер на Западе, недалеко от Фервью. После обеда двинулись дальше.

В восьми милях от Брендона мы остановились на ночлег в придорожной гостинице. В Брендон мы прибыли в одиннадцать часов следующего утра. Переправились через реку на пароме со всем нашим имуществом. Отсюда мы отъехали к югу миль на восемь.

В семь часов вечера разбили лагерь — мой первый лагерь на равнинах Северо-Запада.

Еще долго после того как мои братья заснули, я прислушивался к ночным голосам прерии и к шороху крыльев над головой.

В своем дневнике за этот день я нашел следующую запись:

«Лагерь: 8 миль южнее Брендона.

Вечером 12 мая, разжигая костер недалеко от нашей палатки, я спугнул птичку. Она нехотя покинула гнездо, но осталась тут же, недалеко и с тревогой бегала по обожженной траве, освещенная пламенем костра. Время от времени она набиралась храбрости и возвращалась в гнездо. На рассвете я нашел ее в гнезде.

И как только начал я разжигать костер, она опять ушла, не торопясь. Вскоре птичка вернулась с самцом. И тут только мне удалось их рассмотреть, это была пара береговых жаворонков.

В гнезде лежали три коричневых яйца. Гнездо было свито из сухой травы и сучков и выложено внутри большими коричневыми перьями ястреба — их смертельного врага.

Ободренная близостью самца, самочка еще раз уселась на яйца, несмотря на то что я всего лишь на расстоянии восьми футов от нее жарил на сильном огне свиную грудинку.

После завтрака мы свернули свою палатку, потушили огонь костра и поехали дальше, оставив жаворонков мирно сидеть в их гнезде.

На следующий день мы достигли берегов реки Сури. Река разлилась, и переправа была трудная. Мы сели в лодку, а лошади переправлялись вплавь, и одна из них чуть не утонула в холодной как лед воде.

Птиц здесь было невероятное множество — целые тысячи, десятки тысяч. Стайка за стайкой они летели они к северу, чтобы вить свои гнезда.

Там были маленькие стайки бурых журавлей, и изредка попадались белые чудесные создания. Их трубный клич раздавался высоко в небесах. Дикие гуси летели длинной вереницей или же выстраивались треугольником. Тетерева бегали почти на каждом холме. А один или два раза мы видели распростертые в небе черные угловатые крылья грифа».

Перечитывая заметки, ночами записанные у костра, я пришел к заключению, что сухого описания птиц и животных с указанием только народных и научных названий, как это делал я, недостаточно. Мне хотелось отразить ту радость, которая волновала меня в те дни. В этом настроении я сделал заметку о птице квели [4].

«Рано утром к нам доносился с высоты небес вибрирующий призывный крик квели — заунывный звук «р-р-р, фео-фео».

Он становился громче, когда птица опускалась.

Вот она парит на распростертых крыльях, трепещут только одни их края.

Потом стремительный полет вниз — ниже, ниже, и квели уже на поляне. Здесь она стоит минуту в застывшей позе с поднятыми, совсем выпрямленными крыльями, показывая их внутреннюю сторону, испещренную белыми и черными пятнами. Она стоит так несколько минут, как будто рисуясь своей красотой. Потом медленно складывает крылья, чтобы побегать и попастись немного, а потом приглашает перепелиным криком свою подругу или собратьев.