Артем Драбкин - Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

—  На что в основном шло полетное время в учи­лище и запе? На ваш взгляд, эта подготовка, что вы получили, была достаточной или нет?

—  Совершенно недостаточной! О какой достаточно­сти можно говорить, если ни в училище, ни в запе я ни разу не стрелял, ни по земле, ни по конусу!

В училище все полетное время ушло на то, чтобы мы более или менее овладели техникой индивидуаль­ного пилотирования И-16. Строем не ходили, сложный пилотаж не изучали, ни одного воздушного боя не про­вели.

В запе — снова изучали пилотаж (уже и с элемента­ми сложного), провели несколько воздушных боев, по­ходили строем и парой. Но и в запе мы ни разу не стре­ляли, ни по наземным целям, ни по воздушным.

Можно сказать прямо, что Як-7Б я до конца не осво­ил. Не мог я поначалу в воздушном бою взять от этой машины все, что она была способна дать. Да и на взле­те-посадке я этого истребителя поначалу побаивался. Но летать меня научили. Я пилотировал хорошо, маши­ну чувствовал. Все-таки на И-16 я летать научился (по крайней мере на уровне простого пилотажа), а раз уме­ешь летать на И-16, сумеешь и на всем остальном.

Надо сказать, что в запе нам уже преподавали бо­лее современную тактику воздушного боя — парами и четверками. Причем тактику преподавали достаточно серьезно, с особенностями маневрирования, тактиче­скими приемами, изучением ТТХ истребителей и бом­бардировщиков противника: скорость, маневренность, уязвимые места, расположение стрелков и т. п. По пла­катам запоминали вынос упреждения и точки прицели­вания, при различных углах атаки. Ничего не скажу, теоретическая подготовка по тактике в запе была не­плохой. Ее бы практикой подкрепить... Но не было го­рючего.

Вообще-то в запе количество летных часов между летчиками распределилось неравномерно. Так, первым делом проверили, кто как пилотирует. Пилотируешь хо­рошо — тебе летать поменьше, плохо — чуть-чуть по­больше. Я, по меркам запа, пилотировал хорошо, по­этому и вышло мне только 5 часов, а кому-то — 6—7. С другой стороны, и командование запа тоже понять можно — от него требовали выпустить как можно боль­ше летчиков, и, исходя из мизерности выделенных средств, оно каждого летчика стремилось научить хоть чему-то, и этим дать ему шанс на выживание в воздуш­ном бою.

Там же, в запе, мне открыли секрет, как надо це­литься, чтобы наверняка сбить вражеский самолет: «Загоняй его в прицел, и как только его крылья из «кольца» вылезать начнут, так открывай огонь — не промахнешься!»

В запе мы учились целым авиаотрядом до начала 1943 года. Эти «пять полетных часов» растянулись на­долго. Летали редко, поскольку были серьезные про­блемы с ГСМ. Все же на фронт шло. Да и самолеты по­износились капитально — не столько летали, сколько ремонтировались. Не поверишь, но в месяц выходило слетать раза два, не чаще.

Ну вот, налетали мы 5 часов, после чего решили от­правлять нас на фронт. Я еще немножко повозмущался: «Куда меня на фронт?! Я же ни разу не стрелял!» — а мне инструктор и говорит: «Захочешь жить — сразу стрелять научишься!»

В начале 1943-го вызывают нас в Москву (помню, что Главное управление ВВС тогда было в здании Ака­демии им. Жуковского) целым авиаотрядом и распре­деляют по фронтам. И наконец в начале весны (кажет­ся, в марте) 1943 года я попадаю на Юго-Западный фронт (потом его переименовали в 3-й Украинский), причем не куда-нибудь, а именно на «свой» аэродром Чугуевского авиаучилища, на котором я начинал как во­енный летчик, на хутор Благодатный. Вот такой «кру­жок» получился.

Распределили меня в 867-й иап. Полк был выведен из-под Сталинграда на пополнение и переформирова­ние. После сталинградских боев остались от полка рожки да ножки — комполка погиб, из трех командиров эскадрилий уцелел один, из девяти командиров звень­ев выжили трое или четверо, из рядовых летчиков оста­лось двое или трое. (Больше в течение всей войны наш полк таких потерь никогда не нес.) На тот момент, ко­гда я прибыл в полк, его командиром стал Семен Леон­тьевич Индык [Индык Семен Леонтьевич, подполковник. Воевал в составе 194-го иап, 291-го иап. Командир 107-го гиап (867-го гиап) с декабря 1942 г. до конца войны. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 93 боевых вылета, в воздушных боях сбил 8 самолетов про­тивника. Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина, Красного Знамени (четырежды), Красной Звезды, медалями]. Фактически полк восстанавливали зано­во, пополнили очень серьезно, причем пополнили не только летчиками-сержантами (каким был и я), но и летчиками — младшими лейтенантами (с конца 1942 года из авиаучилищ летчиков стали выпускать младшими лейтенантами). Ничем эти ребята от нас не отличались, ни по мастерству, ни по уровню подготов­ки, но они офицеры, а мы только сержанты. Надо ска­зать, что мы, молодые, уже начали потихоньку воевать, когда в полк стали приходить и летчики с боевым опы­том. Нас пополнили «стариками», как вернувшимися из госпиталей, так и просто переведенными из других полков. Благодаря этому мы стали летать на боевые за­дания под их руководством, и многие «молодые», в том числе и я, быстро подтянулись до вполне приличного боевого уровня. Так что к битве на Курской дуге наш полк имел уже вполне качественный боевой состав.

Мой первый боевой вылет был в составе пары, на Як-7Б, с таким же необстрелянным, как я, младшим лейтенантом. Он — ведущий, я — ведомый. Меня и по­ставили к нему только потому, что я хорошо знал мест­ность: «Кожемяко, ты же с этого училища. Знаешь рай­он, не потеряетесь. Лети». Вот и полетели два желторо-тика. У обоих боевого опыта — ноль. Конечно, надо было пару комплектовать с опытным, повоевавшим летчиком, но тогда взять опытного было неоткуда.

Задание было такое: уничтожить позицию наблюда­теля. Возле станции Коробочкино, на господствующей высотке, наши войска засекли наблюдателя — в замаскированном ветками окопе блестела какая-то оптика. Окоп был в глубине немецкой обороны — видимо, по­этому поразить наблюдателя артиллерией не удава­лось. А вреда, судя по всему, этот немец наносил нема­ло, поскольку со своей позиции просматривал не толь­ко весь наш передний край, но и наш аэродром. Вот и пришел приказ уничтожить позицию наблюдателя па­рой истребителей.

«Мой» младший лейтенант решил с заданием по­кончить быстро и просто — сразу после взлета и набо­ра высоты рванул по прямой, прямо на цель. Я, естест­венно, за ним. Перелетаем передний край, и лейтенант тут же в пике на этот окоп (я остался повыше, чтобы контролировать воздушное пространство). Пикирует, а огня не ведет. Может, оружие отказало, а скорее всего, от волнения с предохранителя забыл снять. Теперь уже не скажешь, почему не сделал он ни одного выстрела, а вот немцы сделали — как дали по нему «эрликоны» (20-мм зенитки), так он, не выходя из пике, упал и взорвался!