Юнг и Паули - Дэвид Линдорф

Попытка Кеплера понять движение небесных тел была мотивирована убеждением, что орбиты планет отражают Троицу, при этом солнечные лучи также являются частью этой модели. Однако Кеплер был непоколебим в своём решении найти количественный способ описания орбит, несмотря на то, что это заставляло его отказаться от предсознательного образа кругового движения Земли. Он полностью принимал научно выведенное заключение о том, что орбита планеты — эллипс с солнцем в центре. То, что Кеплера вдохновлял архетипический образ, совпадало с опытом Паули: творческая мысль не получается из одного лишь бездушного интеллекта, «интуиция и направление внимания играют важную роль в развитии концепций и идей»[159].

То, как мысли Кеплера, записанные более трёх веков назад, совпадали с мыслями Паули, поистине впечатляет. Кеплер писал:

Знать — означает сравнивать воспринятое извне с внутренними идеями и решать, соответствует ли одно другому — процесс, который Прокл прекрасно выразил словом «пробуждение». Как вещи из внешнего мира, доступные нашему восприятию, заставляют нас вспоминать нечто испытанное ранее, так и осознанный чувственный опыт вызывает интеллектуальные идеи, которые уже находились внутри; то, что было в душе под вуалью возможности, теперь сияет в реальности. Как же тогда они [идеи] нашли вход? Я отвечу: Все идеи или формальные понятия о гармонии заложены в существах, обладающих способностью рационального восприятия, а вовсе не приобретаются путём дискурсивных рассуждений. Они исходят из естественного инстинкта и являются врождёнными, как число (интеллектуальное понятие) лепестков цветка[160].

Близость этих идей и современной Паули эпистемологии (теории познания) подтверждало тезис Паули. Однако здесь существовало и серьёзное различие: Кеплер приписывал происхождение архетипов Божественному Разуму, тогда как Паули считал, что они исходят из коллективного бессознательного.

То, как далеко Кеплер отошёл от классического в его время взгляда на мир, видно по резкой критике его подхода оксфордским физиком и учёным-розенкрейцером Робертом Фладдом. Понимание Вселенной Фладдом основывалось на алхимической традиции, и он считал количественные методы Кеплера равносильными ереси. Наука Кеплера отражала рациональную, материалистическую позицию, тогда как Фладд был верен алхимическому духу, понятию о том, что Вселенной управляют вечно противоборствующие тёмный и светлый принципы. Фладд представил это мировоззрение графически в изображении двух треугольников, между которыми находится «дитя Солнца», infant solaris. Такая фигура изображает четверичную структуру, в отличие от кеплеровской троичной.

Треугольники, направленные вверх и вниз, в центре — «дитя Солнца».

Фладд был возмущён научной работой Кеплера. Но в отличие от церкви, презиравшей эту работу, поскольку она оспаривала её авторитет, Фладд считал усилия Кеплера коварным ударом по мистическому мировоззрению, чем они, разумеется, и были.

Здесь скрыто самое трудное, поскольку [Кеплер] измышляет внешние перемещения созданной вещи, тогда как я рассматриваю внутренние импульсы, идущие от самой природы; он держится за хвост, я — за голову; я вижу причину, он — её следствия. И хотя внешние перемещения могут (как он утверждает) существовать в реальности, он, тем не менее, завяз в грязи и месиве невозможности собственной доктрины. А тот, кто роет яму другим, упадёт в неё сам[161].

Кеплер ответил:

[Пока] я размышляю над видимыми перемещениями, которые можно определить с помощью чувств, вы можете заниматься внутренними импульсами и пытаться рассортировать их. Я держу хвост, но держу его в руке, вы же в своём воображении держите голову, хотя, боюсь, только во снах[162].

Хотя кеплеровское определение научного исследования противоречило мистическому миру алхимии, он черпал вдохновение из того же источника, что и Фладд. Однако различия между ними были очень глубоки.

Из спора Кеплера и Фладда выделились две перспективы — тринитарная и кватернарная. Модель Кеплера была основана на Троице (Солнце и Земля, связанные солнечным излучением), без какого-либо «четвёртого». Фладд же, напротив, в соответствии с алхимической традицией, считал особенно важным число четыре, как символ полноты, завершённости.

Кеплеровское понимание природы было количественным, Фладда — качественным; подход Кеплера был экстравертным, Фладда — интровертным; Кеплер считал части, Фладд составлял представление о целом; один был рационален, второй — иррационален. Фладд был убеждён в том, что новая наука Кеплера угрожает целостному восприятию. И хотя он не мог представить всех последствий «скромной работы» Кеплера, его опасения были оправданы. Паули, спустя три века наблюдавший результат, сделал вывод, что рациональная перспектива науки в двадцатом веке зашла слишком далеко и потеряла целостное восприятие реальности. Он утверждал, что наука должна признавать обе перспективы, и верил, что зародыш возможности такого подхода — в современной физике и психологии. И в той, и в другой области присутствовал иррациональный аспект, который нужно было учитывать. Изучая атом, наука столкнулась с необходимостью «отказаться от гордого утверждения о возможности понять, в принципе, целый мир»[163]. Учёные встретились с метафизической реальностью, описать которую можно только в абстрактных математических символах. Науке пришлось признать, что материю в самом корне нельзя понять рационально в той же мере, в какой она ощущается чувствами. Так Юнг пришёл к пониманию того, что корни сознания кроются в коллективном бессознательном, реальности, которая находится за гранью рационального понимания.

Паули чувствовал острую необходимость определить, произрастают ли психе и материя из общей нейтральной почвы. Он писал: «Было бы более чем удовлетворительно, если бы физис[164] и психе можно было рассматривать как дополняющие друг друга аспекты одной реальности»[165]. Он представлял себе возрождение обновлённого под современность алхимического подхода. В этом смысле Паули был современным алхимиком. Он писал Фирцу (19 января 1953 года): «Что касается меня, я не только Кеплер, но и Фладд»[166].

Излияние

24 апреля 1948 года состоялось официальное открытие института К.Г. Юнга. Паули, как один из учредителей, разумеется, присутствовал на церемонии. Юнг упомянул Паули во вступительном слове: «Вольфганг Паули занялся новой «психофизической» проблемой на гораздо более широкой основе, изучая её с точки зрения формирования научных теорий и их архетипических фундаментов»[167]. Сделав краткий обзор исследования четверицы в её связи с микрофизикой и психологией, Юнг озвучил свой интерес к идеям Паули. «Прошу прощения», — объявил он, — «если я слишком подробно остановился на связи нашей психологии и физики. Я не считаю это излишним в свете неоценимой важности этого вопроса»[168]. Паули был приятен энтузиазм Юнга относительно связи психологии с