Андрей Сахаров - Степан Разин

Беспокойным человеком и истовым воеводой показал себя Андрей Унковский. Через несколько дней он снова послал в стан к Разину своих людей. Пришли в Паншин городок священник одной из царицынских церквей вместе с монашком. Беспрепятственно прошли они до Паншина и там, молясь, много увидали и разведали, однако до Разина не дошли. Строже стали порядки в разинском таборе, в стан к атаману пропускали теперь лишь по особому. на то разрешению. Видели духовные люди с берега, как появлялся несколько раз Разин в своем городке: шел впереди, а чуть поодаль есаулы и сотники. Выслушивал людей Степан приветливо, но и с достоинством, и не всякий человек теперь мог, как говорили, дойти до атамана. Несколько верных казаков ходили за Степаном по пятам, оберегая от всякого лиха.

Пришли лазутчики назад в Царицын ни с чем. Видели лишь, как гнали по реке со всех концов струги, да чувствовалось по веселому гулу и суете в городке, что вот-вот двинется с места вся ватага. Узнали они со слухов, куда направляется Разин. Говорили люди, что собирается он идти на Волгу, а потом на Яик, а потом нанести удар по владениям тарковского шамхала Суркая, жившего по берегу Хвалынского моря.

Проходили дни, но Разин не торопился. Необычно начинал новый атаман свой поход. Кажется, чего легче: собралось людей две тысячи с лишком, струги под рукой, вода стоит высоко, и айда вперед гулять по Волге, да грабить торговых людей, татар да калмыков, досаждать воеводам, как это делали деды и прадеды. К этому и звали его друзья — не медлить, уйти из Паншина, пока не достали их там Войсковой круг и воеводские полки. Но Разин начал с другого: проявил большую осмотрительность, основательность и осторожность. Сначала сам погулял и по Дону, и по реке Иловле, побродил по верховым городкам, разослал кругом лазутчиков, а разбив свой табор близ Паншина городка, отгородился от мира, перенял на свой берег все струги и лодки, поставил вокруг стана крепкие караулы, приказал своим людям укреплять табор казацким обычаем, будто были уже казаки в походе где-нибудь среди своих врагов. Насыпали казаки вокруг стана земляной вал на своих буграх, обнесли его частоколом, выкопали землянки и расселились в них, поставили и несколько рубленых изб для атамана и своей старшины. А уже отсюда, с бугров под Паншином, послал Степан своих лазутчиков под Царицын — разведывать все доподлинно о государевых стрельцах, а главное: высмотреть и сосчитать по рекам и урочищам струги.

Позаботился Разин и о добром вооружении и снаряжении своих людей. Разинские гонцы вдруг появились в окрестных городках, дошли до Воронежа, приглашали торговых и ремесленных людей приезжать в Паншин торговать кто чем мог. Всю весну тянулись торговые люди и верховые городки, везли с собой, как просили казаки, порох, свинец, ружья, сабли, а казаки давали взамен свою последнюю рухлядишку, спускали все по дешевой цене, надеялись взять новые зипуны в походе.

…Степан сидел перед своей избой на добытом невесть откуда красивом стульчике, рядом стояли есаулы.

— Откуда, кто таков? — строго и пристрастно спрашивал атаман — боялся лазутчиков воеводских. — Неволей какой или своей волей в казаки идешь, готов ли на подвиги ради вольности казацкой и славы, будешь ли верно служить своему атаману и блюсти казацкие обычаи?

И пока пришлый человек отвечал атаману, Разин буравил его своим взглядом, вглядывался в глаза, искал и лице правду. Потом оборачивался назад, говорил: «Дайте молодцу оружие, определите в сотню, верю, добрый будет казак». А бывало, мрачнел Разин, наливался злобой, косил глазами, вскакивал и хватал пришлого человека за ворот, драл рубаху до пупа:

— Да как ты смеешь врать мне, атаману? Крестьянин, говоришь? Помещичий страдалец? А ну покажи-ка руки, боярский прихвостень! — Швырял лазутчика одним взмахом кулака на землю, хватался в сердцах за саблю, отделанную драгоценными каменьями. Успокаивал его старшина, шептали что-то на ухо есаулы. Отходил он, отворачивался в сторону. Уползал прочь боярский человек под насмешливые возгласы казаков, выталкивали его к берегу, бросали в воду — плыви на тот берег в студеной апрельской воде, чтоб неповадно было впредь проникать злым умыслом в казацкий стан.

И за всей этой видимой суетой никто даже из ближайших к Разину людей не знал толком, чего же хочет атаман. Видели лишь, что злым словом поминает он бояр и воевод и прельщает тем сверх меры простых людей, понимали, что нужны струги Разину для выхода на Волгу и на море, а дальше гадали кто что мог. Умел Степан хранить свои мысли в тайне. Никому не доверял их, так как понимал, что кругом него кишмя кишат лазутчики, много темных людей проходит через Паншин и Качалинский городки, уйдут с ними верные вести к воеводам по городам, и тогда худо начнется казацкий поход, о котором хлопотал Разин вот уже несколько месяцев. Больше всего страшился Степан, что обложат его воеводы в городках раньше времени, не дадут выйти на Волгу. Потому и говорил он даже близким своим людям, что хочет послужить великому государю, как казацкие атаманы и до него служивали. Хорошо помнил Степан, что такая «служба» позволила Василию Усу дойти до Тулы и уйти от государева наказанья, что Москве тоже было мало выгоды без дела задирать казаков. Лукавил Разин, выгадывал время.

Наконец все было готово к предстоящему походу.

Торжественно проводили верховые городки казаков в долгий путь. Весь народ вышел на берег. Качались на пышных водах весеннего Дона свежепросмоленные казачьи струги, пахло струганой древесиной, трепетало на переднем челне атаманово знамя. Казаки погрузили боевые припасы, еству и питье, разместились по судам, гребцы заняли свои места у уключин; на передний струг вошел по проложенным мосткам сам атаман, в другие струги вошли есаулы. Степан сел на лавку, махнул рукой, и струги стали медленно разворачиваться против течения реки, выходя на стремнину.

Первые часы плавания прошли благополучно. Едва казаки потеряли из виду городки, как тут же повернули к берегу, где было помельче и где струги шли легче. Так плыли до полудня. А к полудню на берегу появились первые стрелецкие заставы. Конные стрельцы скакали вдоль берега, кричали казакам, чтоб бросили воровать и возвращались к себе по станицам.

— Разбойники, — кричал стрелецкий голова, — уймитесь, не то быть вам в великой опале от государя!

— Не разбойники мы, — отвечали весело казаки со стругов, — а работнички нашего атамана Степана Тимофеевича Разина, и мы сами слуги великого государя. Он нас милует и жалует, а вы сгиньте, окаянные, не то не быть вам живу.

Но стрельцы не унимались. Подоспели еще конные, и теперь они грозили саблями и пищалями, если казаки не повернут назад.