Следствия самоосознания. Тургенев, Достоевский, Толстой - Донна Орвин

с релятивизмом: «Нужно сказать, что и релятивизм и догматизм одинаково исключают всякий спор, всякий подлинный диалог, делая его либо ненужным (релятивизм), либо невозможным (догматизм). Полифония же как художественный метод вообще лежит в другой плоскости»[146]. Таким образом, даже если статус авторского голоса как литературного инструмента в полифоническом тексте меняется, сохраняется авторская интенция. Согласно Бахтину, полифония отражает убежденность Достоевского в том, что абсолютная истина не является монолитной, «монологической» идеей, но «событием», случающимся в точке пересечения множественности сознаний. Процитирую Бахтина: «Вполне можно допустить и помыслить, что единая истина требует множественности сознаний, что она принципиально невместима в пределы одного сознания, что она, так сказать, по природе событийна и рождается в точке соприкосновения разных сознаний»[147].

Несмотря на эпизодическое возникновение подобных «событий», автор у Достоевского хотя и может быть скрыт, все же необходим для читателей в роли посредника между разными голосами. Он и только он выступает аналитиком, определяя, что правда и что ложь в каждом персонаже. Уже в «Бедных людях» происходит именно так. Вместо того чтобы соглашаться, Варенька и Макар Девушкин постоянно упрекают и поправляют друг друга. Их так называемый диалог – это любовный поединок, в котором каждый хочет что-то сделать для другого, в то же время убеждая другого не жертвовать собой. Развивается реактивная, или диалектическая связь, которую я кратко проиллюстрирую.

Первое письмо в повести – письмо Макара Девушкина – начинается рассказом о его счастье, возникшем оттого, что Варенька его «послушалась»: «Вчера я был счастлив, чрезмерно счастлив, донельзя счастлив! Вы хоть раз в жизни, упрямица, меня послушались»[148]. Девушкину представляется, что она постоянно о нем думает и подает ему знаки, отодвигая занавеску на окне (ее «придумочка»). Ему кажется, что она его понимает и отвечает на его чувства (он пишет ей: «Так вы-таки поняли, чего мне хотелось, чего сердчишку моему хотелось!»[149]), однако выясняется, что все совсем не так. Отвечая на первое письмо Девушкина, Варенька начинает с заявления, что сердится на него за то, что он потратил на нее слишком много денег, и добавляет: «Про занавеску и не думала; она, верно, сама зацепилась, когда я горшки переставляла; вот вам!»[150]

Девушкин – первый из одиноких петербургских мечтателей Достоевского (важнейший среди них – Подпольный человек), которые, будучи отрезаны от обычного человеческого общества, находятся в постоянном процессе сотворения того мира, который мог бы их устроить. Окружающие не обязательно в этом с ними сотрудничают. В своей замечательной книге о «Бедных людях» В. Е. Ветловская отмечает, что в дружеских ссорах Девушкина и Вареньки есть намек на борьбу за власть: Девушкин хочет получить контроль над Варенькой, чтобы иметь того, кто будет ему подчиняться и кто окажется более нуждающимся, чем он. Между тем, для Вареньки искренняя любовь Девушкина является обузой, и подчиняться ему она не хочет.

Девушкин отвечает на письмо Вареньки в тот же день. Он раздавлен теми поправками, которые она вносит в его представления, и отступает. Варенька в письме мягко поддразнивала его, его сентиментальный язык – птички, погода, природа, – годящийся для жанра сентиментального романа в письмах, и теперь сверхчувствительный Девушкин отрицает какой бы то ни было романтический интерес к ней, хотя интимный тон его первого письма это предполагал. Для немолодого любовника не может служить утешением то, что Варенька отвечает на его романтические увертюры дружеской заботой о его здоровье и слабеющем зрении. Настроение первого письма Девушкина сентиментальное и романтическое. Настроение письма Вареньки элегическое, в конце письма она даже цитирует знаменитое стихотворение Лермонтова «И скучно и грустно…» Динамика отношений между двумя друзьями, заложенная в первых двух письмах, знакома ветеранам несчастных любовных романов, в которых развитие действия подпитывается именно радикальным различием в настроениях персонажей. Именно так и может быть прочитан весь роман, но в решающий момент происходит «перелом», и Варенька становится «благодетельницей падающего Девушкина»[151].

Если Девушкин неправильно «читает» других людей, неудивительно, что он так же неправильно читает и тексты. Он выступает комментатором двух повестей, относящихся к предыдущему литературному поколению, – пушкинского «Станционного смотрителя» (1831) и гоголевской «Шинели» (1842); первую он любит, вторую ненавидит и ни одной из них не понимает. Как читатель пушкинской повести Девушкин совершает ту же ошибку, что и в своих отношениях с Варенькой. С энтузиазмом отождествляя себя со станционным смотрителем Самсоном Выриным, он не понимает, что Самсон становится творцом собственного несчастья, смешивая свои эгоистические интересы с интересами дочери. И Гоголя Девушкин обвиняет за то, что он описывает вызывающие жалость привычки чиновника Башмачкина, а не скрывает их ради соблюдения приличий. Девушкину, который идентифицирует себя с Башмачкиным, раскрытая автором правда представляется обидной и травмирующей, и он ее отвергает. Здесь текст Достоевского густо насыщен иронией, поскольку судьбы Самсона Вырина и Акакия Башмачкина по сути предвосхищают судьбу Девушкина[152].

Критические замечания Девушкина о «Шинели» звучат как эхо эпиграфа к «Бедным людям», заимствованного из «Живого мертвеца» (1839) князя В. Ф. Одоевского:

Ох уж эти мне сказочники! Нет чтобы написать что-нибудь полезное, приятное, усладительное, а то всю подноготную в земле вырывают!.. Вот уж запретил бы им писать! Ну, на что это похоже: читаешь… невольно задумаешься, – а там всякая дребедень и пойдет в голову; право бы, запретил им писать; так-таки просто вовсе бы запретил[153].

Этот эмоциональный выплеск происходит в последнем абзаце повести Одоевского, когда повествователь (рассказ ведется от первого лица) просыпается и обнаруживает, что пережитое им в предыдущей части повести как реальность было ночным кошмаром. Во сне он умирает и после этого в роли «живого мертвеца» узнает, что о нем на самом деле думают другие; ему также открывается все совершенное им в жизни зло. Проснувшись, рассказчик пренебрегает уроками сна, относя его на счет несварения желудка, вызванного обильным ужином, и автора прочитанной им перед сном повести. Вместо того чтобы писать «что-нибудь полезное, приятное, усладительное», авторы повестей, вроде того, который нарушил покой «живого мертвеца», «всю подноготную в земле вырывают».

Заглавие в «Бедных людях» и эпиграф к тексту – единственные прямые авторские вторжения в повесть Достоевского. И заглавие, и эпиграф представляют точку зрения, резко контрастирующую с точкой зрения героев. Девушкин сопротивляется тому, чтобы его называли «бедным», объектом чьей-то жалости, однако заглавие именно так его и определяет. Эпиграф создает возможность иного толкования протеста героя против объективного описания его положения: как и рассказчик в «Живом мертвеце», Девушкин занимает позицию противодействия объективной истине. Создавая эти контрасты, Достоевский-автор обращается к нам, читателям, чтобы