Андрей Белый - Книга 2. Начало века

…произошло то, что назревало уже в ряде месяцев, — мое падение с Ниной Ивановной; вместо грез о мистерии, братстве и сестринстве оказался просто роман. Я был в недоумении: более того, — я был ошеломлен; не могу сказать, что Нина Ивановна мне не нравилась; я ее любил братски; но глубокой, истинной любви к ней не чувствовал; мне было ясно, что все, происшедшее между нами, — есть с моей стороны дань чувственности. Вот почему роман с Ниной Ивановной я рассматриваю как падение; я видел, что у нее ко мне — глубокое чувство, у меня же — братское отношение преобладало; к нему примешалась чувственность; не сразу мне это стало ясно, поэтому не сразу все это я мог поставить на вид Нине Ивановне; чувствовалось — недоумение, вопрос; и главным образом — чувствовался срыв: я ведь так старался пояснить Нине Ивановне, что между нами — Христос; она — соглашалась; и — потом, вдруг, — „такое“. Мои порывания к мистерии, к „теургии“ потерпели поражение

(Материал к биографии, л. 42 об. — 43).

(105) Белый выехал в Нижний Новгород к Э. К. Метнеру 17 марта 1904 г., в начале апреля возвратился в Москву. Перед отъездом он писал матери: «…мне лучше на недельку уехать к Метнеру. Там я и поговею, а то здесь мне будет трудно говеть, потому что, говея, я должен буду подтвердить свои данные богу обещания стоять на страже зарождающегося религиозного искания» (ЦГАЛИ, ф. 53, оп. 1, ед. хр. 358).

(106) Поначалу отзывы Брюсова о Петровской носили достаточно иронический характер. Ср. его дневниковую запись (весна 1904 г.), опущенную в опубликованном тексте: «Нина Петровская предалась мистике… А Белого мать, спасая от „развратной женщины“, послала на Страстную неделю в Нижн(ий) Новгород). Сам он исхудал и серьезно поговаривает, как хорошо бы поступить в монастырь» (ГБЛ, ф. 386, карт. 1, ед. хр. 16).

(107) Ср. пояснительные пометы Брюсова в черновиках «Огненного ангела»: «Преимущ(ественно) о Белом»; «Понял, что ее любовь — истерия, не ко мне, не к Б. Н., а вообще» (ГБЛ, ф. 386, карт. 32, ед. хр. 2, л. 55; ед. хр. 9, л. 2).

(108) Контаминация сокращенных цитат из статьи «Песнь жизни» (1908).

(109) Ср. запись Белого, относящуюся к июлю 1904 г.: «В Москве я резко рву все с Ниной Ивановной <…>» (Материал к биографии, л. 48).

(110) Опера К.-В. Глюка «Орфей и Эвридика» (1762).

(111) Слова Эвридики в диалогическом стихотворении Брюсова «Орфей и Эвридика» (1904) (Брюсов В. Собр. соч. в 7-ми томах, т. 1, с. 385). Сюжет этого стихотворения Белый проецировал на взаимоотношения Брюсова и Петровской; сохранился его карикатурный рисунок, изображающий Брюсова, влекущего за собой Петровскую (нарисованную на черном фоне); подпись к рисунку: «Орфей и Эвридика» (см.: Литературное наследство, т. 85. Валерий Брюсов, с. 387).

(112) Инцидент, отраженный в записи Врюсова, произошел в начале декабря 1903 г.

(113) Брюсов изображает Агриппу Неттесгеймского в гл. VI «Огненного ангела». См. также статьи Брюсова «Оклеветанный ученый», «Легенда о Агриппе», «Сочинения о Агриппе и источники его биографии» в кн.: Агриппа Неттесгеймский. Знаменитый авантюрист XVI века. Пер. Б. Рунт. Под ред., с введением и примечаниями В. Брюсова. М., 1913.

(114) Начало этой «полосы» в отношениях с Брюсовым Белый относит к маю 1904 г.: «…в это время Н. И. начинает дружить с Брюсовым, который сильно в нее влюбляется» (Материал к биографии, л. 46).

(115) Цитата из стихотворения «Бальдеру Локи» (ноябрь 1904 г.) (Брюсов В. Собр. соч. в 7-ми томах, т. 1, с. 389). Стихотворение было послано Брюсовым Белому в пору их наиболее острого духовно-психологического противостояния. Сохранились несколько рисунков Белого, созданных под впечатлением этого послания (см.: Александр Блок и Андрей Белый. Переписка, между с. 144–145, 176–177), на одном из них Брюсов обеими руками простирает стрелу к Белому, поднимающемуся из постели, к изображению Брюсова приписаны строки из «Бальдеру Локи»: «Вскрикнешь ты от жгучей боли, // Вдруг повергнутый во мглу»; подпись под рисунком: «Чем занимается [великий] чумоносный человек, когда остается один».

(116) В «Воспоминаниях об Александре Александровиче Блоке» (1921) Белый так характеризует общую тональность своих отношений с Брюсовым в 1904 г.: «…происходят мои очень частые встречи и разговоры с В. Я. Брюсовым, носящие характер той остроты и напряженности, какою отмечено в то время мое общение с ним, встречи, оставившие в душе не одну тяжелую рану. Стиль нашего умственного поединка с Брюсовым носил один характер — я утверждаю: „свет победит тьму“. В. Я. отвечает: „мрак победит свет, а вы погибнете“» (Александр Блок в воспоминаниях современников, т. 1, с. 293).

(117) В неотправленном письме к З. Н. Гиппиус (датированном «1907, Страстная неделя» — т. е. 16–22 апреля) Брюсов описывает этот же инцидент: «На лекции Б<ориса> Ник<олаевича> подошла ко мне одна дама (имени ее не хочу называть), вынула вдруг из муфты браунинг, приставила мне к груди и спустила курок. Было это во время антракта, публики кругом было мало, все разошлись по коридорам, но все же Гриф (С. А. Соколов. — Ред.), Эллис и Сережа Соловьев успели схватить руку с револьвером и обезоружить. Я, правду сказать, особого волнения не испытал: слишком все произошло быстро. Но вот что интересно. Когда позже, уже в другом месте, сделали попытку стрелять из того же револьвера, он выстрелил совершенно исправно, — совсем как в лермонтовском „Фаталисте“. И, следовательно, без благодетельной случайности или воли божьей Вы совершенно просто могли получить, вместо этого письма от Скорпиона, конверт с траурной каймой» (Литературное наследство, т. 85. Валерий Брюсов, с. 694). Этот же случай описывает в своих мемуарах «Невозвратные дни» Л. Д. Рындина: «Роман Нины Петровской с Брюсовым становился с каждым днем трагичнее. На сцене появился алкоголь, морфий. Нина грозила самоубийством, просила ей достать револьвер. И как ни странно, Брюсов ей его подарил. Но она не застрелилась, а, поспорив о чем-то с Брюсовым в передней литературного кружка, выхватила револьвер из муфты, направила его на Брюсова и нажала курок. Но в спешке не отодвинула предохранитель, револьвер дал осечку. Стоявший с ней рядом Гриф выхватил из ее рук револьвер и спрятал его себе в карман. К счастью, никого постороннего в этот момент в передней не было. Потом этот маленький револьвер был долго у меня» (ЦГАЛИ, ф. 2074, оп. 2, ед. хр. 9, л. 11). Об этом же инциденте сообщает и В. Ходасевич в «Некрополе» (с. 19).

(118) Об осени 1904 г. Белый вспоминает: «…острейшие разговоры с Брюсовым, будто клещами впившегося в мой внутренний мир; меня осеняет вдруг мысль: состояние мрака, в котором я нахожусь, — гипноз; Брюсов меня гипнотизирует; всеми своими разговорами он меня поворачивает на мрак моей жизни» (Материал к биографии, л. 50).