Ант Скаландис - Братья Стругацкие

Центральным произведением сборника являлась фантастически бездарная, написанная ни о чём повесть «Протей», а центральным абзацем этой повести стал некий пассаж, в коем, ни много ни мало, братья Стругацкие обвинялись в доносительстве на Ивана Антоновича Ефремова.

Тут следует коротко пояснить для непосвящённых, что осенью 1972 года через месяц после смерти Ефремова к нему на квартиру явилась с обыском большая бригада из КГБ. И до сих пор нет однозначного ответа, почему, зачем и что искали в течение полусуток и с применением сложной техники. А уж тогда, в эпоху только зарождавшейся демократии и самых первых разоблачений коммунистического режима, врать можно было беззастенчиво о чём угодно.

Но трудно было придумать что-то более мерзкое, лживое и подлое. Расчёт был на то, что времена ещё почти советские, что многие по инерции печатному слову продолжают верить, да и вообще, столько всяких слухов, сплетен, разговоров поползёт — уже само по себе приятно, независимо от результата. Однако кляузник и наветчик сильно просчитался. Широкая публика как была, так и осталась далека от проблем фантастики. На телевидение, например, подобные дебаты выплеснуться не могли по определению. Так что, в высоких инстанциях эту гадость разбирать? Бог мой! До того ли им было за три года до полного развала? Ну а широкую известность в узких кругах Ю. Медведев получил в полном объёме. Если раньше его как автора знали лишь отдельные уж очень задвинутые фэны, читающие всё подряд, то теперь он стал известен буквально каждому любителю фантастики — как подонок, посягнувший на АБС. А какие ещё слова умел он раньше складывать из букв, не интересовало теперь никого. Раз и навсегда. Фэны оказались страсть какими бедовыми ребятами! Они очень точно поняли всю ситуацию и с морально-этической и с формально-юридической точки зрения. Они написали (от имени своих клубов из многих городов СССР) открытые письма и Ю. Медведеву, и руководству ВТО МПФ, и в «МГ» и, кажется, в ЦК ВЛКСМ. И ни один — ну, ни один! — из сотен тысяч фэнов не усомнился в честности АБС, которые, кстати, тоже написали своё письмо, слишком эмоциональное и поспешное. Потом многие говорили, что ИМ не надо было вообще писать. Мол, дело того не стоило. Но уж больно руки чесались, и, в конце концов, ребятушки, кому от этого хуже?

Блестящей иллюстрацией единодушного отношения к случившемуся стала «Аэлита-89», где все без исключения любители фантастики, приехавшие в Свердловск, носили значки с олимпийским мишкой, перевернутым мордой вниз — в знак презрения к Ю. Медведеву. А ещё через год была проведена другая, не менее эффектная акция. На III Ефремовских чтениях весной 1990 года, проходивших в Ленинграде, Ю. Медведев поднялся было на трибуну для выступления, но тогда Володя Гопман встал со своего места и быстро-быстро пошел к сцене, при этом весьма зычно прося у председательствующего Анатолия Фёдоровича Бритикова предоставить ему — Гопману — слово. Ошарашенный Бритиков согласился, после чего Гопман, дойдя до сцены, повернулся к залу и кратенько, но внятно изложил историю с «Протеем», знакомую, как выяснилось, далеко не всем из присутствующих. Фактически он высказал Ю. Медведеву то, что думали о нём в подавляющем большинстве и советские фантасты, и весь отечественный фэндом. Тут же фэны и молодые фантасты устроили Медведеву форменную обструкцию, топоча ногами, выкрикивая «Долой!», «Позор!» и тому подобное. Выступление было сорвано.

Так Медведев похоронил себя как писателя-фантаста. Но помимо фэновской реакции, были и другие последствия приснопамятного «Протея». Многие молодые авторы, только вступившие в ВТО МПФ или ещё размышляющие о вступлении, предпочли вообще не связываться с подозрительной конторой, просто побрезговали печататься рядом с такими нечистоплотными деятелями…

Не скажу, что таких было много. Но лично я прошёл именно этот путь. Каюсь, будучи членом московского семинара, но не зная почти ничего о бурных страстях внутри фантастического сообщества, я, конечно, польстился на предложение печататься в коллективных сборниках ВТО МПФ, да ещё за двойной по сравнению с общепринятым гонорар. Печататься тогда вообще было негде, только в журналах, и на момент возникновения ВТО у автора этих строк было три или четыре опубликованных рассказа. Друзья по семинару намекали мне, что не стоит путаться с «МГ», и я чувствовал, что не стоит, но хотелось славы, и денег хотелось. В общем, спасибо АБС! Как только грянул скандал с «Протеем», ВТО перестало для меня существовать. Я даже сам в феврале 89-го разразился открытым письмом руководству издательства и фэндому. Из-за этого письма я со многими поругался, но со многими и сблизился. Собственно, уже через год я стал сотрудником «Текста». А первая книга рассказов вышла у меня ещё раньше, без всякой, помощи «Текста» и семинара. Любопытно, что этот сборник в ряду авторских книг фантастов так называемой «четвёртой волны» — то есть учеников Стругацких, стал именно четвёртым. Обогнали меня только трое: Борис Штерн, Михаил Веллер и Виталий Бабенко, даже у Вячеслава Рыбакова книга вышла после Скаландиса…

Вот так и знал, начиная писать о годах перестройки, что не избегу соблазна и начну рассказывать о себе. Но просто вдруг показалось, что никак не выдернуть этих фактиков из контекста эпохи. А вот и ещё один факт, который непременно надо упомянуть.

Были фэны, были молодые авторы, а были ещё ученики АБС, которые считали себя журналистами. Например, Андрей Измайлов в ленинградском семинаре БНа. И он понял, что как честный журналист обязан сделать то, к чему его призывают Учители. Ведь АБС в своём письме потребовали тщательного расследования обстоятельств смерти и посмертного обыска у Ивана Антоновича — вплоть до запроса в КГБ. Ну, Андрей и занялся этим. Испросив согласия БНа, двинулся в Москву, взял большое интервью у старшего брата, пообщался со вдовой Ефремова, даже с главным мерзавцем, заварившим всю эту кашу встретился и, наконец — вот вершина журналистского расследования! — сумел найти следователя КГБ, проводившего тогда обыск — товарища Хабибуллина Ришата Рахмановича. И товарищ Хабибуллин конкретно заявил: не было доноса. Обыскивали не по доносу. То есть доноса не было в явном виде. Ещё раз: такого доноса, о котором пишет Ю. Медведев, не было вообще. Что и требовалось доказать. Всё? Да нет, не всё… Потому что уже заело: а что же там было? Измайлов продолжил своё расследование. Окончательного ответа не нашёл, но вопросы задал очень правильные. Что такое донос в неявном виде? Ну, создание ситуации, при которой у КГБ возникает необходимость совершить обыск именно в этой квартире, именно в это время и т. д., и т. п. Кому это могло быть выгодно? Ну, наверно, тому, кто рано или поздно эту тему озвучит в удобное время и станет муссировать для создания собственного имиджа…