Майя Улановская - История одной семьи

122

Надя Коваленко, с которой я дружила, приехала в Потьму с нашей трассы и встретилась с моей матерью.

123

Дальше следуют мои собственные стихи 1952 года.

124

К сожалению, я лишена возможности привести здесь этот документ. Вместо него помещаю ниже своё письмо в ФСБ Российской Федерации от 15.12.2000 с просьбой мне его прислать, оставшееся без ответа:

«Я, нижеподписавшаяся, была арестована в 1951 г. органами МГБ СССР и осуждена через год Военной коллегией Верховного суда СССР по ст.58 „за участие в антисоветской организации, именовавшейся Союз борьбы за дело революции (СДР)“. Дело, называвшееся „Дело Слуцкого, Фурмана, Гуревича и др.“, было групповым, пересмотрено было той же коллегией в первый раз в 1956, в результате чего все, по нему проходившие, были освобождены со снятием судимости и поражения в правах, а во второй раз в 1989, с последующей нашей реабилитацией.

Находясь в 1992 г. в Москве и желая получить, как другие, проходившие по нашему делу, компенсацию за отсидку, я пришла в КГБ за соответствующей справкой, для чего мне была предоставлена возможность полистать некоторые тома дела, поднятые из архива, для уточнения сроков и дат.

Тома 37–38 содержали просьбы о пересмотре дела, как наши собственные просьбы из лагерей, так и находящихся на воле родных. Моё внимание привлекло моё собственное письмо из лагеря, с которого начинался 37-й т. Я просила в нём об освобождении моей одноделки, арестованной за дружбу со мной в институте, где мы с ней вместе учились до ареста. Моя невольная вина в её аресте не давала мне покоя все годы нашего заключения, тяжело об этом вспоминать до сих пор, тем важнее было для меня в том письме постараться доказать именно её невиновность. Это удалось, подруга была реабилитирована.

Как „пишущий человек“, написавший воспоминания и о нашем деле, я хотела бы сохранить у себя „для потомства“ это своё письмо, убедительно доказывающее невиновность другого человека.

Прошу прислать мне это моё письмо или его копию».

125

Имеется в виду ситуация, изображённая в конце его романа «Восстание ангелов».

126

Т.е., 25-летнего срока.

127

Тут, как видно, речь о марксизме.

128

Наши приговорённые к расстрелу однодельцы, в гибель которых мы долго не верили и надеялись получить весточку о них из какого-нибудь лагеря или из тюрьмы.

129

Тоже наша одноделка, была на Воркуте.

130

То есть, разбор нашего коллективного дела.

131

Имеются в виду собственные лагерные стихи Сусанны, а дальше говорится о моих стихах.

132

В.Е. Гуревич, мать Е.Гуревича, жила после освобождения из лагеря в г. Артёмовске.

133

Дата приведения смертного приговора в исполнение, установленная уже в наше время — 26 марта 1952 г.

134

В эти либеральные времена Сусанне разрешили было сдать экзамен на аттестат зрелости в одной из окрестных школ, но в последний момент из-за статьи 58-8 (террор) — не допустили к сдаче.

135

Наша одноделка Катя и её мать, арестованная заодно с нею, находились в лагере в Коми АССР.

136

Наша одноделка, арестованная в 16 лет и освобождённая по амнистии как «малолетка». У Сусанны, тоже «малолетки», не достигшей к моменту ареста 18-ти лет, срок был снижен до 10-ти лет.

137

В Заярск, на кирпичный завод.

138

Наша одноделка Ирэна Аргинская, приехавшая, как и Ида Винникова, на тайшетскую трассу из Кенгира вместе с другими свидетелями и участниками кенгирского восстания, позже попала в Кемеровскую область, в Мариинские лагеря.

139

Уместно напомнить, что в романе Анатоля Франса развенчана сама идея революции, что, естественно, занимало и отца, и обеих дочек.

140

Палехская шкатулка, которую я послала сестре, сейчас передо мной, на письменном столе в Иерусалиме.

141

О забастовке в Кенгире.

142

«Братья» — это наши погибшие однодельцы. В то время мы ещё надеялись на то, что они живы.

143

Моё выступление на суде.

144

Групповое дело, аналогичное нашему, также с 3-мя смертными приговорами.

145

Эпизод с «рубашкой» в Бутырской тюрьме — описан в тексте моих воспоминаний.

146

Заключённая-эстонка на 20-й колонне.

147

Странно, но в памяти это время не отразилось как настолько тяжёлое, чтобы помышлять «о крайних мерах» — об отказе от работы, за чем последовало бы заключение в тюрьму. Воистину — «что пройдёт, то будет мило».

148

Наш одноделец Владимир Мельников, ныне — житель Реховота.

149

«Странная переписка с одним из братьев» — так и осталась неразгаданной загадкой. С Сусанной, по её рассказам, в первые годы заключения происходили вещи, которых не могло быть, — вероятно, нечто типа галлюцинаций.

150

Сказано в ответ на нижеследующее место в письме Сусанны о нашей одноделке Алле Рейф и об отношении их обеих в тот период «ко всей этой истории» с организацией: «Она хорошая девушка, но сблизиться мы не могли. Слишком разные у нас взгляды на всё, что для меня — главное. Я не считаю печальным заблуждением свои юношеские увлечения, а скорее — последующие размышления. Хорошо, что это скоро прошло, потом я их, по мере сил, искупила там же, где и размышляла. Это именно и разъединило нас с Аллой. Самая большая вина моя — это то, что Алла, Катя и др. разделили нашу участь. Честность и чистота помыслов — мало для серьёзных решений. Алла очень тяжело переживает всё случившееся. Она отчаянно рвётся в Москву, жизнь на Севере ей неинтересна. А я чувствую себя всё время виноватой за это её отчаяние». Реакция «нынешней» Аллы из Канады на это место в письме Сусанны: «Не привлекала меня Сусанна в организацию, мы и знакомы не были».