Джон Фаулз - Дневники Фаулз

— Я не собираюсь ходить вокруг да около, — заявил Дж. У. Л., — а просто задействую политические круги.

Сказано это было без тени юмора: он всего-навсего намеревался попросить своего друга-парламентария покапать на мозги в соответствующем министерстве.

Нагари, студентка из Персии. У нее интересные мысли об омертвении литературной образности, образности в целом, и о том, как космическая эра способна освежить истосковавшийся по символам разум.

Новая ось должна пройти по линии космос — Земля. Вместо человека, рвущегося между небом и адом, — человек осажденный. Все мы — изолированные существа, атакуемые или пребывающие под угрозой нападения со стороны неведомого, неподконтрольного.

Итак, налицо угроза, опасность и вытекающая отсюда свежая струя чувств и образов. С языковой точки зрения мне импонирует сделанный американцами почасовой комментарий полета Гленна. Новые слова: «Я запускаюсь, капсула запускается». «Обратный отсчет». «Тормозные ракеты»[666].

10 марта

Слишком часто используемые мной наречия: абсолютно, совершенно, чрезвычайно, нелепо, поразительно, невероятно. А также производные от них прилагательные. Ныне они довольно часто встречаются в речи ожесточенных (на человеческий удел) интеллектуалов. Нам приходится высказывать наши суждения в сатирической форме. Мы даже шаржируем собственные мнения. Возможно, именно лежащее в основе отсутствие воли, неспособность к действию (мы либо чего-то не делаем, хотя и можем, либо не делаем, поскольку не можем, как бы ни старались повлиять на ход событий) побуждает нас так часто прибегать к употреблению «агрессивных», экстремальных наречий и прилагательных. И самовозбуждающих.

«Вулкан». Занимательный фильм — или сюжет, который сам по себе может сделать любой фильм занимательным. Куски лавы, извергающиеся подобно пушечным ядрам; особенно живописно снижение скорости, замедление, пауза и новое ускорение. обрушивающейся на землю пылающей материи. Отколовшиеся обломки словно гигантские вишнево-красные лоскуты на фоне дыма и бледно-голубого неба. Словно скачущие огненные дельфины. Магма — расплавленная масса, из которой образуется лава. Лапифы — дождь мелких камней.

16 марта

Пэт Браун. «Наставница» секретарш в Св. Годрике. В прошлом году слегка поранила руку, сканируя документы. Потом ей становилось все хуже и хуже. Принялась ходить на работу с рукой на перевязи, отважно пренебрегая возможностью подать в суд на колледж. Сначала пришлось ампутировать палец, потом кисть. Она выжидала и выжидала, один специалист сказал ей, что наступит улучшение, другой прогнозировал самый худший итог. Все ей сочувствовали. Она испытывала боль. Надежды не было. В конце концов пришлось ампутировать всю руку. Работать она больше не могла (хотя мужественно продолжала выполнять мелкие поручения).

И вот она в психиатрической лечебнице. У нее никогда не было ни малейших симптомов душевной болезни. Но она никогда не умела печатать с той скоростью, какая необходима преподавателю машинописи.

21 марта

Ают, египтянка. На занятиях ее не было весь день, после полудня она заглянула в мой кабинет. В черном платке. Встала у стены и произнесла лишь:

— Mon père est mort[667].

Судя по всему, погиб он в тот же день, на рассвете, за рулем машины на пути из Александрии в Каир. Врезался в другой автомобиль. Я усадил ее за другой стол, и мы поговорили о ее семье и об отце. Она мне нравится (опасно, когда нравятся хорошенькие девушки в расцвете лет), но в ней есть рассудительность, какая-то прямота. В начале семестра я уже приглашал ее сюда — предостеречь от случайных знакомств с завсегдатаями клубов на Финчли-роуд; и мне понравилось, как она в ответ лишь пожала плечами: что, мол, за странная и нелепая идея. Она египтянка того типа, какой встречаешь в книгах Оруэлла: очень хорошо воспитанная. Начала неплохо писать, тонко подмечает окружающее, а в ее интонациях сквозит приятная горечь. Сегодня днем с ее биографией все стало ясно. У Насера зуб на их семейство; ее отец был последним взрослым мужчиной в роду (хотя в Бейруте у нее есть десятилетний братишка); мать — турчанка, очень застенчивая, легкая добыча для египтян. Они христиане, некогда очень богатые; жених Ают — молодой миллионер, приговоренный к пожизненному заключению; она писала Насеру, прося помиловать его, тот ответил, что никогда не выпустит его на свободу; а мать не может уехать из Египта, ибо тогда репрессии обрушатся на всю семью. В общем, ее положение — положение «бедной молодой богачки». Но, глядя, как она говорит на своем беглом александрийском французском, физически ощущаешь трагичность ее удела — непридуманную, обжигающую, сродни греческой трагедии, а под нею — трагедию еще более страшную, всепоглощающую. «Je savais qu’il allait mourir»[668]. Несчастный случай на дороге мог быть подстроен, не исключено политическое убийство. Но еще глубже — безнадежная фатальность. Конец касты.

Я задавал ей глупые вопросы. В таких обстоятельствах выразить сочувствие невозможно. На ум приходят самые банальные слова. В нашей беседе случались долгие паузы, и она сидела, теребя платок, окаймлявший ее белое, искаженное болью лицо. По-моему, она презирает женщин и ей хотелось просто побыть какое-то время с мужчиной. Уходя, она все время повторяла: «Vous etes charmant, vous etes très gentil»[669]. Смерть стимулирует сексуальную тягу, толкает к сближению; ведь ощущаешь такую наготу, такое одиночество, холод. Гилберт и Сьюэл отнеслись к этому с привычным цинизмом; оба заметили, что она, возможно, меня провоцировала, и, не презирай я их так сильно, мне впору было бы разозлиться. Элиз тоже усмотрела во всем этом одну неприятную сторону, самый грубый конечный результат — сексуальность. Гадкое слово.

Для меня это был один из тех нагруженных ассоциациями, «чреватых» случаев, какие невозможно объяснить. Я хочу сказать, по сути поэтических или метафизических. Красота смерти и смерть во времени; несчастный случай на рассвете в Египте, отозвавшийся в полуденном Хэмпстеде. Дистанцированность существования этой девушки и ее омраченное горем лицо (обычно она весела, даже любит подурачиться). Смерть — прекрасна, прекрасно время, и девушка в этот час тоже была прекрасна. Спонтанная интенсивность переживания. Как струя льющихся слов. Как синкопа. Ни смерть, ни затаившаяся в глубинах «сексуальность» не имеют ко всему этому ни малейшего отношения. К красоте момента, когда она застыла со словами: «Mon père est mort».

24 марта

Перечитываю старые дневники. Умопомрачительные выплески самодовольства, тщеславия, самонадеянности. Испытываешь искушение стереть все это с лица земли. Но это означало бы предать дух дневника. Ведь он остается — и навсегда останется — таким, каков ты сам. Я рад, что вел его много лет. С самого 1948-го. Жаль, что я потратил столько времени, занося в него размышления, идеи, взгляды, — и так мало, описывая события и людей.