За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

Потом начался бред:

– В жизни надо многое наточкать… Пандемониум… Був Гаков… Эм-тысяча… Бултых!.. Сатурналии… А он все ходит и ищет меня… Занавески… Ветер… Занавески… Завязочки…

Девятого марта он пришел в сознание и позвал Елену Сергеевну:

– Пойди ко мне, я поцелую тебя и перекрещу на всякий случай… Ты была моей женой, самой лучшей, незаменимой, очаровательной… Когда я слышал стук твоих каблучков… Ты была самой лучшей женщиной в мире… Божество мое, мое счастье, моя радость. Я люблю тебя! И если мне суждено будет еще жить, я буду любить тебя всю мою жизнь. Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни! Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… Я люблю тебя, я обожаю тебя! Любовь моя, моя жена, жизнь моя!

Потом он слышал, как врач сказал:

– Два-три часа, не более.

Но наступил следующий день, и Михаил Афанасьевич снова позвал Елену Сергеевну:

– Я видел сон… Огромный, как Вселенная… И мне принесли «Мастера и Маргариту»… в виде книги… И я съел ее… И я все, все увидел! Роман открылся мне… в том виде, в каком… он должен быть… Мне нужно все написать заново… Там нет Христа… И нет Мастера… Приготовься… Сегодня я буду спать… набираться сил… Я встану здоровым… полностью здоровым, вот увидишь!.. И мы начнем все сначала… С самого начала…

Он обессилел и полчаса дремал. Потом снова воспрянул, заговорил с долгими паузами:

– Любовь моя!.. Я виноват перед тобой… и перед нашей любовью… Тогда я должен был сразу отнять тебя у него… А я трусливо отрекся от тебя… И за это теперь наказан… Но я уже чувствую, что болезнь уходит от меня… Ушла… Мы начнем все сначала… С завязочек на твоем рукаве… И сразу будем мужем и женой… Слышишь? Мы начнем все сначала…

«Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна…»

Глава сорок девятая

Живой глагол

– Я так люблю тебя!.. – сказал он этой худенькой девочке с глазами, какие бывают у ребенка, когда он долго плакал, но вдруг обнаружилось, что все хорошо, и заплаканные глаза уже вовсю светятся небесным счастьем.

– Я скоро приплыву к тебе, – пообещала она.

– Не спеши, а я пока там все обустрою для нас.

– До свиданья, Миша!

– До свиданья, Люся!

Они машут друг другу руками, ему лет пятнадцать, ей лет тринадцать. Она в летнем розовом платье, черноволосая и чудесная. На нем мундир гимназиста с золотыми пуговицами, на фуражке – кокарда Первой киевской гимназии.

Люся остается на берегу, а он садится в лодку, где на веслах хмурый и молчаливый пожилой дядька и уже сидят другие мальчики и девочки, иные постарше, другие помоложе. Он садится на корму. Продолжает махать своей Люсе, а лодка отчаливает, и Люся становится все меньше и меньше, ее застилает туман, и она исчезает из виду.

А в лодке девочки пищат, им страшен непроглядный туман, мальчики над ними смеются. Один из них обращается к нему:

– Булгаков, а Булгаков, ты куда собрался? На дачу в Бучу?

– На дачу в Бучу! На дачу в Бучу! – подтрунивают другие. – Ха-ха-ха! Как смешно! На дачу в Бучу!

Дачу в тридцати верстах от Киева в поселке Буча семейство Булгаковых построило, когда ему было десять. Но он пока точно не знает, куда плывет. Если на дачу в Бучу, то там отец, мама, сестры, братья, но сдается ему, он плывет куда-то в другое место.

Елена Сергеевна Нюренберг

Рига. 1907

[МБ КП ОФ-112]

Михаил Афанасьевич Булгаков, студент медицинского факуль-тета Киевского университета

1909

[Дом-музей К. С. Станиславского]

– Булгачуча плывет на дачу в Бучу! – продолжает издеваться противный мальчик. Но он спокойно отвечает всем:

– Нет, братцы, я плыву во дворец.

– К царю, что ли?

– Пожалуй, что и к царю.

– Не ври, не знаешь ты никакого царя!

– А что мне врать? Не хотите, не верьте. Больно надо мне вам что-то рассказывать!

– Расскажи, Булгаша.

– Ну расскажи, не обижайся.

– Вот еще мне на вас, босявки, обижаться… Ладно, расскажу. Было мне тогда пять лет, а в Киеве открывали памятник Николаю Первому, что стоит в Университетском сквере. Отец мой почетный гражданин города, я стою рядом с ним, и он держит меня за руку. Мама с маленькими сестренками дома возится. Тут – шум, гам, оркестры. Идет царь. Николай Александрович. Вдруг остановился и на меня как глянул! «А этот мальчик, мне кажется, будет очень знаменит. И умен. А скажи-ка, мальчик, сколько звезд на небе?» А мне накануне отец как раз про Суворова читал. Я и говорю: «Звезд на небе меньше, чем дурак может задать вопросов». Все перепугались, жандармы меня хватают, а царь как засмеялся! И говорит: «Довольно над ним мудрить, оставьте этого мальчика в покое и наградите по-царски. Да разузнайте, чей он, как звать и на какой адрес посылать письма».

Булгаковская Москва. Скульптура М. А. Булгакова на балконе дома № 46 на Большой Никитской улице. Скульптор Михаил Баскаков

[Фото автора]

Булгаковская Москва. Изображение на стене дома в Большом Афанасьевском переулке, 33

[Фото автора]

– Ишь ты! – недоверчиво хмыкнула одна из девочек в лодке.

– Не мешай, – осекли ее. – Ну-ну, и что же дальше?

– А дальше все очень просто. Мы стали переписываться.

– С царем?!

– А с кем же! «По всей России, – пишет он, – наблюдал я пятилетних мальчиков, но таких смышленых не встречал». А когда мне исполнилось десять, отец повез меня к нему в Санкт-Петербург. Царь принял меня любезно, одарил подарками. У него как раз тогда четвертая дочка родилась, царевна Анастасия. Он и говорит: «Четыре дочери у меня, а сына нет. Хочешь, будь моим сыном?» Я говорю: «Хотелось бы, ваше величество, но ведь у меня свой родной отец есть». Он аж заплакал: «Ну вот! Самый лучший мальчик в России не хочет стать моим сыном!» Потом вытер слезы и говорит: «Тогда обещай, что женишься на