Сергей Есин - Дневник, 2006 год

По мере того как я одну за другой читал книжки Б.А.Покровского и отчеркивал цитаты, я все острее и острее понимал, что без разговора с ним, без личного момента статью не напишу. Вдобавок ко всему представилась возможность посетить знаменитый дом на Кутузовском. Дом «не подкачал», заходили со двора, в подъезде встретили нас две партии охранников. Видимо, и в этом доме всякое случается — в квартиру ведут две пары металлических дверей.

Борис Александрович встретил нас по московской традиции у дверей. Спина, может быть, не такая прямая, как в молодости, но ведь самостоятельно, без помощи идет, и сразу же, после первых слов, очевидно — ясный, подлинный и молодой ум.

Разговаривали довольно долго. Попутно я рассматривал мебель, некоторый пыльноватый антиквариат, потертый коврик. Удача ходит не одна. Жена Бориса Александровича — знаменитая певица Ирина Масленникова, она же вдова легендарного тенора Сергея Лемешева. Судя по всему, Ирина Ивановна, женщина тоже не юного возраста, сама ведет хозяйство, сама готовит, возможно, и убирает в квартире. Вот тебе и народная артистка СССР. А кроме того, ведет класс в консерватории и консультирует в центре Вишневской. Думаю, что здесь не только непресекающийся интерес к искусству, но и приработок. Народные артисты редко бывают к старости богатыми.

Во время беседы я делал записи, но все это переносить в Дневник, пожалуй, не стану, большинство из записанного, войдет в статью. Я, правда, сразу же заметил, что многое знаю из его же книг. Но ощущение от этого гения оперной режиссуры огромное. Может быть, самое неожиданное — бесстрашие жизни и удивительное умение прощать врагам. Это может стать только итогом жизни.

В Москве впервые выпал большой снег, но сразу же принялся таять.

25 декабря, понедельник.

Вечером уехал к себе в Пермь Витя. Уехал счастливый, потому что после длительных телефонных переговоров его Лена все же решила оставить ребенка. Не успел он закрыть дверь, как позвонил Леня Павлючик: «Надо написать об итогах телевизионного года для «Труда». Вот так я, плачу за многолетнюю бесплатную подписку.

«Минувший год — год невероятных достижений на нашем родном, постсоветском телевидении. Вот она, полная победа рынка над зрителем. Вот что значит власть денег, отсутствие цензуры и тонкий вкус. О, Александр Малахов, Тина Канделаки, Лолита Милявская и Глеб Пьяных! Уже эти имена вызывают интеллектуальный восторг открытий. Мы вырастили их, взлелеяли их талант, отдали им наши сердца! В наше свободное время да твою бы гильотину, идеологический отдел ЦК КПСС,!

За минувший год мы добились наибольшего количество телесериалов на душу населения. Это тебе не какая-нибудь импортная, американская «Скорая помощь». Сплошь — убийства, менты, бандиты, воры, сутенеры, подделки, кражи, мордобой, сожженные машины, расчлененка, пожары, выстрелы, взрывы. Какой впечатляющий балдёж, какое затуманивание мозгов. Какое сладкое, словно пирожное «Рафаэлло», возникает ощущение, будто ничего другого в стране не происходит. А если что-то и говорит президент, распекает своих министров, то разве это не отрепетированный сериал?

Наше телевидение за минувший год стало лучшей в мире школой актерского мастерства. Разве получили бы признание Федор Бондарчук, Екатерина Стриженова, Борис Щербаков, Юрий Семчев, Наталья Фатеева, Лидия Федосеев-Шукшина, если бы не снимались в высокоталантливых клипах. Свой опыт перенесли они потом в театр и на большой экран. Потому что только гипноз рекламных клипов придает актеру любовь и уважение зрителя. И не надо этого стесняться. Вперед, товарищ!

Наконец, как значительно подняло телевидение прожиточный уровень народа. Благоденствующим жителям сельской местности, поселковым врачам и медсестрам, фабричным и сезонным рабочим, гастарбайтерам обитающим в пылающих от электрообогревателей вагончиках теперь есть к чему тянутся и чему подражать. Только на экране телевидения они могут попробовать роскошные рыбные и колбасные нарезки, узнать вкус драгоценного оливкового масла, ощутить аромат бессмертной Шанели и воздействие мыла красной линии на самые интимные места; они даже смогут удлинить на дюйм ресницы, не говорю уж о бриллиантах, шубах и автомашинах самых престижных марок. С новым годом, телевидение!»

26 декабря, вторник. Литература, которую я постоянно читаю, пока ограничивается тем, что пишут мои студенты. После десяти был на работе. Поговорил с М.Ю., потом — с БНТ. Все о том же, — почему не приду на собрание. Ссорится с ректором не хочу, но вопросы задать ему по поводу письма из ассоциации выпускников могу. БНТ мне часто последнее время становится жалко. Он все время не хочет что-нибудь менять, это в наше время опасно. Говорили в том числе и о том, что надо брать на кафедру еще одного мастера на поэзию. У меня пока два варианта, которые мне нравятся: Юнна Петровна Мориц, но она, наверное, не пойдет, или дать семинар паре толковых молодых выпускников: обоим Максимам, Лаврентьеву и Замшеву. Максим, кстати, придумал замечательный термин: черти православные.

Провел последний семинар в этом семестре. Долго ломал голову, как его построить, потому что решил обсуждать сразу два материала: Володю Репмана с его полуфилософской прозой, эдакие притчи и ложносказания, и вполне зрелый рассказ Саши Трухина, который бросил свой Иркутск и устроился в Москве. Рассказ Саши называется «Курган» и сделан чуть под Маркеса, вернее — между Маркесом и Лесковым. Моя задача была довести до Володи, который радует меня тем, что думает, еще и необходимость активнее работать над изобразительной стороной своих философий. Я заставлял ребят читать отрывки вслух, что делаю очень редко, и фантазировать: чтобы мог подумать Мастер, прочитав их рассказы. Мне важно было, чтобы мои мысли возникли у ребят почти без моей помощи. Так оно и получилось.

В четыре я успел в «Литгазету», где сегодня, через год после объявления о награде, мне решили ее вручить. Собрались в кабинете у Юрия Полякова. Он умудряется всему придать милый и семейный характер. Достали бутылку коньяка, были конфеты, но, главное, всласть поговорили о сегодняшней литературе. Говорили о литературных премиях, о «Дебюте», о победе Ерофеева над Михалковым на телевидении, об Агентстве Сеславинского. Я держусь мысли, что мы все время ищем виновного в крушении отечественной литературы, виним правых и левых и забыли о том, что за эту ситуацию в первую очередь отвечает Агентство. С его попустительства сложилась общая система, в том числе и система «близких» и «связей». Юра говорил, что дважды у нег была возможность донести свою точку зрения на литературу, ее жизнь, на положение с современными литературными премиями президенту. Но он вынужден был промолчать — уж кому-кому, а ему-то я верю, он всегда боец, — потому что оба раза он был один, поддержать его было некому. Естественно «возразителей» набиралась целая свора. Поговорили и об одном безмолвном писателе, который по убеждениям мог бы в тот момент Полякова и его точку зрения поддержать, но как всегда, молчал. Это мне хорошо знакомо по некоторым моим друзьям.