Владимир Сядро - Монархи-долгожители

Сохранилось немало примеров великодушия Людовика XIV. Одним из них является визит короля к раненному на поле боя маршалу де Виллару в 1709 году, после битвы при Мальплаке. Оно помогло его скорому выздоровлению и воодушевило на новые сражения. Людовик XIV был обходителен и доброжелателен не только с людьми знатного происхождения – полководцами, министрами и принцами, но и с выходцами из третьего сословия – артистами, камердинерами, слугами. Аббат де Шуази писал: «Король любит нежно тех, кто ему служит и находится рядом с его персоной… Он их осыпает своими милостями так, как будто они постоянно нуждаются. Если они ошибаются, он к ним относится по-человечески; а когда они ему хорошо служат, он обращается с ними как с друзьями». По свидетельству Сен-Симона, Людовик XIV «ни разу никому не сказал чего-нибудь обидного, а если ему приходилось сделать замечание, выговор или высказать, что бывало крайне редко, это всегда произносилось достаточно благосклонным тоном, очень редко – сухим, никогда – гневным. Не было человека более учтивого по самой своей природе, умевшего лучше соизмерить учтивость с рангом других, подчеркивая тем самым их возраст, достоинство, сан. Это различие очень тонко проявлялось и в том, как он здоровался и принимал поклоны входящих или выходящих придворных. Он был великолепен, когда совершенно по-разному принимал приветствия на театре военных действий и на смотрах». А знаменитая писательница мадам де Севинье писала, что умение уговаривать и располагать к себе людей у Людовика XIV сформировалось еще в детстве. Даже в страшные годы Фронды, будучи ребенком, Людовик XIV «привлекал души и подчинял их себе».

Особенно Людовик XIV уважал и выделял среди своего окружения тех, кто умел молчать. Таких подле него было только двое: канцлер Поншартрен и камердинер Александр Бонтан. С последним король провел бок о бок сорок лет своей жизни. Между Людовиком и камердинером был настоящий симбиоз: когда в августе 1686 года король заболел четырехдневной лихорадкой, Бонтан тоже слег с нею. По словам маркиза де Сурша, Людовик «нежно о нем заботился в течение всей его болезни», а когда в 1701 году с камердинером случился апоплексический удар, приказал, «чтобы ему о Бонтане докладывали, где бы он ни находился». Эта дружба, такая неравная в социальном положении, как нельзя лучше характеризует короля как человека милосердного, отзывчивого, проявлявшего постоянную заботу о ближнем.

Особенно много друзей было у короля среди людей искусства. Он не только «коллекционировал» таланты, щедро платя за их творчество, но и дарил им свое расположение, которого некоторые придворные не могли добиться от него десятилетиями. Именно так складывались отношения Людовика XIV с корифеями французского музыкального и театрального искусства Жаном Батистом Люлли, Жаном Расином и Жаном Батистом Мольером. Люлли отдал королю 33 года своего творчества. Он сочинял для него танцы, написал музыку к 20 балетам, в которых тот принимал участие, а также великолепное произведение, посвященное Апполону. По сути, именно он вывел на сцене величественный образ «короля-солнце». Людовик XIV не остался перед ним в долгу: создал для своего главного музыканта Королевскую академию музыки, предоставил ему такие материальные и финансовые возможности, каких за всю историю не имел в своем распоряжении ни один композитор, стал крестным отцом его старшего сына. «Король-солнце», как ни один другой правитель, следил за сочинением всех крупных произведений Люлли – от выбора сюжета до репетиций. А еще прощал ему все выходки, дерзкие слова и чудовищные требования, правда, до поры до времени. Незадолго до смерти композитора король охладел к нему и даже отнял у него подаренный ранее театр.

Был король привязан и к знаменитому поэту и драматургу Расину. Тот мог входить к монарху без доклада, а когда он болел, то и вовсе обосновывался в его покоях. Кстати, эту честь он разделил с еще одним человеком незнатного происхождения, гитаристом Робером де Визе. По мере создания молодым Расином своих знаменитых трагедий духовная связь его с Людовиком становилась все теснее. Поэт сумел увидеть в нем сентиментального мечтателя, наделенного богатым воображением, и в своих произведениях создал немало близких ему по духу образов.

Дружба Людовика XIV с Мольером в чем-то была более, а в чем-то менее тесной по сравнению с его привязанностью к Расину. Это было скорее взаимопонимание, которое чувствуют два партнера на сцене. Мольер, по сути, играл роль скрытого рупора политической мысли Людовика и ценил его великий талант – исполнять главную роль, роль короля, будь то на сцене или в жизни.

Людовик XIV был верен тем представителям искусства, которые разделяли его образ мысли. Он по достоинству ценил таланты Буало, Перро, Монсара, Лебрена, Ле-нотра, которые делали все, чтобы Франция прослыла законодательницей моды и искусства. А те, в свою очередь, платили ему той же монетой: все художники, скульпторы, архитекторы, которых любил король, воплощали в своих произведениях то, что он хотел бы сказать о себе. Все это было частью создаваемого десятилетиями мифа под названием «король-солнце». Он был призван увенчать абсолютную монархию, достигшую при Людовике XIV своего пика, когда королю принадлежала фактически неограниченная верховная власть в государстве. «Абсолютный без возражения», как называл короля герцог Сен-Симон, искоренил любую другую власть во Франции, кроме той, которая исходила от него самого. Однако к концу жизни Людовика XIV этот культ «короля-солнце», при котором способные люди все более оттеснялись фаворитами и интриганами, неминуемо должен был привести к постепенному упадку всего здания монархии. Но до этого было еще далеко, а пока молодой Людовик XIV с присущей ему энергией, целеустремленностью и вкусом в 1661 году приступил к созданию самой роскошной королевской резиденции – Версаля – и своей придворной культуры.

Версаль – вечный праздник

В начале правления Людовика XIV, как и при его предшественниках, королевский двор не имел постоянного местопребывания. Основными его резиденциями поочередно были Фонтенбло, Лувр, Тюильри, Сен-Жермен-о-Лэ, Шамбор, Винсенн и, наконец, Версаль. Частая смена местопребывания двора и правительства была сопряжена с большими расходами, поскольку при этом все, что нужно было для комфортной жизни короля и его придворных, перевозили из одного дворца в другой. Длинный королевский поезд включал в себя десятки, а то и сотни карет, груженных мебелью, бельем, светильниками, столовой посудой и утварью. После драматических событий Фронды король не особенно любил жить в Париже (известно, что с 1682-го по 1715 год он побывал там лишь 16 раз с короткими визитами), поэтому столичные дворцы его не привлекали. Увлеченный замыслом «создания природы» и нового образа жизни, не ограниченного рамками городского быта, он выбрал для новой резиденции парижский пригород Версаль, где на территории большой усадьбы с парком его отцом был построен скромный охотничий домик.