Гюстав Курбе - Герстл Мак

когда чуть раньше, весной того же года, он пустил их бесплатно на такую же выставку в семинарской часовне Орнана, «что со всей очевидностью доказывает: великодушие — глупость, поскольку лишает вас средств к действию, не обогатив при этом ни душу, ни кошелек других. Человек хочет платить, чтобы чувствовать себя свободным и знать, что на его суждение не влияет признательность, и он нрав. Я жажду знать правду и с этой целью буду так бесцеремонен, что дам каждому возможность высказать мне в лицо самую жестокую истину»[119]. Курбе был не очень искренен: когда — а это бывало частенько — ему приходилось слышать «самую жестокую истину», он огорчался и негодовал.

В связи с безансонской выставкой художник писал Максу Бюшону: «Переделывать тут нечего, к тому же я не склонен к переделкам, я вообще их противник»[120]. Однако он нередко переделывал свои полотна, то переписывая фигуры и детали, то добавляя новые. «Я переписал „Возвращение с ярмарки“, — сообщает он Альфреду Брюйасу зимой 1853/54 года. — В картине многого недоставало, и была ошибка в перспективе. Я также увеличил ее на четверть»[121]. Новая полоса холста была добавлена справа — на ней Курбе изобразил крестьянина с зонтом, который отсутствовал в первоначальном варианте. После увеличения картина достигла трех метров в высоту и семи в ширину.

Выставка тех же картин в Дижоне, в отличие от Безансона, не принесла успеха. К середине 1850 года в политической ситуации во Франции, неустойчивой с 1848 года, снова наступил кризис. Правительственные войска заняли общественные здания. Курбе не удалось получить подходящий зал, и он вынужден был арендовать за десять франков в день помещение в здании, в нижнем этаже которого находилось кафе. А так как Дижон разделился на два лагеря и владельцем кафе был радикал, ни один сторонник правительства не пожелал переступить порог здания; с другой стороны, инсургенты были слишком заняты, незаинтересованны или просто бедны, чтобы в достаточной мере возместить расходы художника. Подсчитав убытки, он закрыл выставку и в начале августа отбыл в Париж.

Из-за политической неразберихи Салон был открыт лишь 30 декабря 1850-го и продлен на весь 1851 год. Невзирая на усталость, Курбе, едва успев вернуться в Париж, взялся за портрет «апостола» Жана Журне — личности еще более эксцентричной, нежели Марк Транаду. Журне родился в 1799 году в Каркассонне, а в 1819-м уехал в Испанию, чтобы избежать кары за революционную деятельность, но вскоре вернулся и открыл аптеку в городке Лиму, неподалеку от места своего рождения. После женитьбы он стал последователем социальной философии Шарля Фурье и всю оставшуюся жизнь неутомимо и фанатично проповедовал во Франции и Бельгии веру в братство людей, попадая при этом в самые невероятные переделки. В марте 1851 года он перепугал светское общество, собравшееся в «Парижской опере» на представление «Роберта-Дьявола» Мейербера, засыпав публику фурьеристскими листовками, за что был на короткий срок посажен в тюрьму. Моральный кодекс его был пуритански строг, добродетель — неприступна. Как-то вечером в кафе «Мом» Мюрже и Шанфлери, шутки ради, уговорили одну из самых соблазнительных сирен испытать стойкость Журне, усевшись к нему на колени. Но добродетель восторжествовала: евангелист бесцеремонно сбросил обольстительницу на пол и сломя голову бежал из логова зла.

Литография Курбе, посвященная Журне и выполненная, вероятно, в том же году, более известна, чем живописный оригинал. Бородатый «апостол» в одежде пилигрима — тяжелой, подпоясанной веревкой рясе; перебросив через одно плечо котомку с пожитками и большущий мешок с памфлетами — через другое, величаво шествует с посохом и шляпой в руке по проселочной дороге, исполненный решимости выполнить свою евангелическую миссию. Литографию окружают стихи, сетующие на пороки, искоренению которых Журне посвятил жизнь. Первая строфа гласит:

«Если есть в наш век бездумья

             И безумья

Люди с чистою душой,

Пусть глядят, пусть цепенеют,

             Пусть бледнеют,

Делят пусть печаль со мной».

Вероятно, в 1848 году Курбе написал небольшой портрет Фридерика Шопена, скончавшегося в Париже 17 октября 1849 года. Художника связывало с композитором лишь случайное знакомство: они могли встретиться в доме скульптора Жана-Батиста Клезенжера, уроженца Безансона, которого Курбе хорошо знал и который женился на Соланж Дюдеван, дочери бывшей возлюбленной Шопена — писательницы Жорж Санд. Осенью 1850 года он написал более значительный портрет другого композитора — Гектора Берлиоза, которого Франсис Вей уговорил позировать. Художник запечатлел строгое, почти суровое лицо Берлиоза — тонкие губы, впалые щеки, острый нос, глаза глубоко сидят под тяжелыми бровями; суровость его облика подчеркнута высоким воротничком и широким черным галстуком. Сеансы были для Берлиоза пыткой, потому что в присутствии композитора наивные музыкальные претензии Курбе расцвели пышным цветом, а это привело к пагубным последствиям. Вей вспоминает, что у художника «была привычка напевать простые песенки без рифм и ритма. Это была самая грубая, бессвязная проза, которая может присниться разве что пастуху. Эти-то несуразные речитативы он во время сеансов и горланил перед Берлиозом. Вначале последний думал, что над ним подшучивают: убедившись, что это не шутка, он решил, что художник — дурак и, ничего не смысля в живописи, дал своей жене (второй) [на самом деле она была тогда его любовницей: композитор женился на певице Марии Речо лишь после смерти своей первой жены, в 1854 году] убедить себя, что портрету грош цена: она, мол, лучше разбирается в этом, потому как рисует карандашом миниатюрные портреты такой тонкости, такой завершенности!.. Бедняги! Они кончили тем, что отказались от портрета, преподнесенного им от чистого сердца»[122].

Курбе предложил портрет Вею, который искренне восхищался им, но щепетильность не позволила принять столь ценный подарок, и в конце концов картина была отдана художнику Полю-Жозефу Шенавару. Портрет, так пренебрежительно отвергнутый Берлиозом, — одна из лучших работ Курбе — висит теперь в Лувре. В знак признательности за множество любезностей, оказанных ему Веем, а также чтобы утешить друга за фиаско с Берлиозом, за которое Вей чувствовал себя в какой-то мере ответственным, Курбе написал его портрет, парный к уже выполненному им портрету г-жи Вей[123].

Продленный Салон 1850/51 года имел два жюри: одно для приема картин, избранное выставлявшимися художниками; другое — для присуждения наград, которое состояло из тринадцати избранных членов и семнадцати назначенных министром внутренних дел. Курбе, шедший теперь вне конкурса, послал девять работ, и все они были приняты: два пейзажа — «Руины замка в Се-ан-Варе» и «Берега реки Лу у дороги в