Чудеса привычки - Салях Кулибай

всем охотникам охотник. Звали его Махьян Иргажапов. Когда слава о нем дошла до меня, решил разыскать его. Сделать это было нетрудно, так как дом такого человека знали все охотники и даже многие из тех, кто никогда не брал в руки ружья.

Когда я вошел во двор Махьяна Иргажапова, тот вил веревку. На мой «салям» он поприветствовал меня и указал на стоящий рядом с ним большой чурбак, с которого свисала шкура медвежонка. Я не знал, с чего начать разговор, и тут мой взгляд задержался на собаке.

— Говорили мне, бабай, что твоя борзая взяла уйму волков и лисиц, — заговорил я, надеясь таким образом узнать об удивительных приключениях прославленного охотника.

— Что верно, то верно. От моего Сокола и медведи еле ноги уносят.

Тут скрипнула калитка, и я увидел, что ее открывает рогами, похожими на турецкие ятаганы, белая коза. Сокол тут же подбежал к ней и повел за собой к колодцу, возле которого стояло корыто с водой. Напившись, коза той же тропкой в сопровождении Сокола ушла за ворота.

Охотник, заметив мое удивление, пояснил:

— Прошлой зимой Сокол отбил эту козу у волка. Вот и дружат с тех пор. Ничего особенного. В моей охотничьей жизни и не такое случалось. Хочешь послушать! Ну то-то же.

Я весь превратился в слух, и вот что мне поведал бывалый охотник Махьян Иргажапов.

I

Рассказ первый

Медведь — зверь-умница, доброй души. Ежли ему зла не чинить, то он на тебя и не зарычит. Это я по себе знаю. Даже по первой встрече с ним. Мне тогда двенадцатый годок шел. А было это так. На летнем кочевье у Черного яра под вечер отец хватился лошади. Как сейчас помню — буланая она была, с белым яблоком во лбу. Послал он меня искать. А где ей быть, как не в лесу — лес-то под боком у нашего шалаша рос. Иду я, иду, прислушиваюсь — у лошади на шее колокольчик висел. Вышел на поляну и, батюшки, что вижу — на поляне муравейник с целую копну, а рядом примостился косолапый. Понятное дело, душа у меня в пятки ушла, а все же любопытство разбирает. Зачем, думаю, он муравейник разгребает. Оказывается, он этих самых муравьев ел. Сунет лапу в муравейник и ждет, когда муравьи ее облепят. А потом, довольнешенек, с глухим ворчаньем лапу-то оближет и опять ею ворошит землю. Как бы, прикидываю, подобру-поздорову убраться, пока до худа дело не дошло. Ступил ногой назад и надо же такому случиться — прямо на сухую ветку угодил. Треснула она, а меня как гром разразил: все, думаю, пропал ни за грош. Глядь, а медведь тут как тут: идет прямо ко мне на задних лапах. А в руках-то у меня одна уздечка да курай. Хотел на дерево влезть или дунуть к шалашу во всю прыть, да смекнул: от косолапого в лесу спасу нет. Он ведь какой — по деревьям лучше любого человека лазает, а бегает так, сказывали, что и собаке за ним не угнаться. Была не была, думаю, пропадать, так с музыкой. Заиграл на курае плясовую, стою притопываю, смотрю на его ощеренную пасть, лапы мохнатые. И что ты думаешь: медведь опустился на четвереньки, завихлял задом и был таков. Что есть духу я помчался к отцу, рассказал ему, когда отдышался. Думал, отец похвалит меня за догадку, пожалеет. Как же — жди от него, всего и пробурчал: «Вот оно что, а я думал, за тобой леший гнался», — и пошел сам лошадь искать.

Рассказ второй

Коль разговор зашел о медведе, тем же летом такой случай вышел. Послал отец меня срубить оглоблю. Как на зло ни одного подходящего деревца не попадалось на глаза и пока нашел то, что нужно, забрел далеко в лес. Только-только срубил и ошкурил березку, как слышу, кто-то валит ко мне напролом. Аж кусты трещат. А у меня мороз по коже — кажись, лесной хозяин. Угадал. Увидел он меня, встал на задние лапы и попер. Видно, не приглянулся я ему — сопит, храпит, глаза кровью налились. На этот раз, думаю, мне несдобровать. Правда, в руках топор и оглобля, но этим с медведем не справиться. Понял, что по-доброму у нас не получится, и что есть силы пустил в него оглоблю, как копье. А сам деру со всех ног. Лечу, как на крыльях, по склону вниз и слышу за собой неимоверный треск — вот-вот меня нагонит. Докумекал я, что так меня косолапый, наверняка, прихлопнет, как муху. Стал я шарахаться из стороны в сторону. И что ты думаешь, помогло. А что получилось. Медведь разогнался под гору и скатился мимо меня вниз. Оно и понятно — туша у него ой-ей-ей какая, — такую сразу не остановишь. Ну, а мне ничего не оставалось делать, как насалить пятки да к отцу. Рассказал я ему обо всем, а он покачал головой и спрашивает: «А малина росла там, где березку срубил?». Росла, отвечаю. «Все ясно, — говорит отец, — ты в его владенья зашел. Малина же его лакомая ягода, вот он и осерчал на тебя. Знай наперед, что медведь попросту на человека не нападет. А тебе наука — знай лес…»

Рассказ третий

Отец мой, надо сказать, на летнем пастбище время зря не терял — гнал деготь на продажу. У баев-то много не заработаешь. Когда мы приехали на базар, у меня глаза разбежались. Здесь можно было купить все на свете. Продав деготь, мы пошли по рядам, и я сказал отцу о своей заветной мечте. «Сначала хомут да материи на халаты надо купить, а уж потом и твои удочки посмотрим», — ответил он.

Обратный путь, мне казалось, я летел на Тулпаре[6]. Еще бы — я стал владельцем двух удочек на хариусов и окуней и ста крючков для щук. «Зачем тебе столько крючков? — спросил меня отец. — Все равно разом не забросишь сто удочек». И правда, подумал я, как это можно в двух руках держать пучки удилищ. Как мне это в голову не пришло. «Раз ты знал, что я не могу сто удочек держать, для чего же ты купил уйму крючков?» — спросил я отца. «Увидишь», — только и сказал отец. Ждать долго не пришлось. Отец сделал из лыка клубок и на него намотал конского волосу, а по самому верху пустил проволоку с крючками для щук. Ни дать ни взять вышел еж — с целую шапку. Я ломал голову: что отец затеял — он ведь ничего зря не делал. Но где мне было