Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

экземпляр читают сотни человек, потому что немцы разрешают печатать только ограниченное количество экземпляров. Это единственная легальная газета для трех миллионов евреев Польши, и ее охотно передают из рук в руки.

Люди еще более заинтересованы в распространении нелегальной прессы, которая выходит нерегулярно, но является единственным источником достоверной информации о политических событиях и ходе войны. Время от времени отец приносит домой такие листовки. Прежде чем решиться отдать их нам, он запирает двери. В тот же день ему нужно передать газету другому человеку, имя которого он отказывается называть. Так эти листовки перемещаются из дома в дом[40].

Можно предположить, что в гетто ведется больше незаконной деятельности, чем где-либо еще в Польше. Не только еврейские рабочие партии, но и ППС (Польская социалистическая партия) убедились, что здесь легче печатать нелегальные издания, равно как и скрывать приемные и рассылочные наборы. Также говорят, что многие из наиболее активных польских социалистов живут в гетто.

Несколько дней назад прошел обыск на улице Сенной, на углу Сосновой. Нацисты якобы пришли реквизировать мебель у жильца-еврея и при этом обнаружили радиостанцию. Позже жители квартала рассказали нам, что в течение всего предыдущего дня по улице беспрерывно ездила взад-вперед нацистская машина, пока, наконец, не остановилась у углового дома и оттуда не высыпались агенты гестапо, производившие обыск. Судя по всему, эта машина принадлежала радиоотделу гестапо и была снабжена специальным детектором для обнаружения секретных радиостанций.

Всех мужчин, обитавших в доме, где нашли радиоприемник, посадили в тюрьму, а большинство из них расстреляли на месте. И все равно продолжают существовать секретные радиостанции, продолжают издаваться подпольные бюллетени, а нацистские угрозы и пытки никого не пугают. Более того, подпольное движение платит фашистским и польским предателям тем же, насколько это возможно. Патриоты недавно казнили знаменитого поляка, кинозвезду по имени Иго Сым, который сотрудничал с нацистами. Нацисты расклеили по всему городу красные плакаты, обещая награду в десять тысяч злотых за сведения о «предателях». Тем временем они взяли в заложники несколько сотен видных поляков, а некоторых из них расстреляли.

12 июня, 1941

Гетто становится все более и более перенаселенным из-за постоянного потока новых беженцев. Это евреи из провинции, у которых отобрали все имущество. По прибытии сцена всегда одна и та же: охранник у ворот проверяет личность беженца, а узнав, что он еврей, толкает его прикладом винтовки в знак того, что он может войти в наш рай.

Эти люди оборванные и босые, с несчастными голодными глазами. Большинство из них женщины и дети. Они становятся подопечными общества, которое поселяет их в так называемых домах. Там они рано или поздно умирают.

Я посетила такой дом для беженцев. Это заброшенное здание. Бывшие стены отдельных комнат снесены, от чего образовались большие залы, удобств нет, сантехника уничтожена. У стен стоят койки, сделанные из досок и покрытые тряпьем. Тут и там валяются грязные красные матрасы. На полу я увидела равнодушно лежащих полуголых, немытых детей. В углу сидела и плакала прелестная девочка лет четырех-пяти. Я не могла удержаться от того, чтобы погладить ее растрепанные светлые волосы. Девочка посмотрела на меня своими большими голубыми глазами и сказала: «Я есть хочу».

Меня охватило чувство крайнего стыда. В тот день я ела, но у меня не было куска хлеба, чтобы дать этому ребенку. Я не смела взглянуть ей в глаза и ушла.

Дети на улице Варшавского гетто. 1941 год

Днем взрослые отправляются искать работу. Дети, больные и старики остаются лежать на кроватях. Здесь находятся люди из Люблина, Радома, Лодзи, Петркува – со всех провинций. Все они рассказывают страшные истории об изнасилованиях и массовых казнях. Невозможно понять, почему немцы позволяют всем этим людям селиться в Варшавском гетто, в котором уже проживают четыреста тысяч евреев.

Растет смертность. Один только голод убивает от сорока до пятидесяти человек в день, но их место всегда занимают сотни новых беженцев. Сообщество беспомощно. Все гостиницы переполнены, санитарно-гигиенические условия ужасающие. Мыло невозможно достать, а то, что выдается в виде мыла по нашим продуктовым карточкам, представляет собой липкую массу, которая рассыпается на куски, как только входит в контакт с водой. Оно не моет человека, а делает его еще грязнее.

Одной из бед гетто являются нищие, число которых продолжает увеличиваться. Это беженцы, у которых нет здесь ни друзей, ни родственников и для которых не находится места даже в ужасных общежитиях, созданных общиной. В первые дни после приезда они ищут работу. Ночью спят в дверях, то есть на улице. Когда они устают и их опухшие ноги отказываются нести их дальше, они садятся на край тротуара или опираются на стену. Они закрывают глаза и впервые робко с мольбой протягивают руку. Через несколько дней они просят милостыню с открытыми глазами. Когда голод мучает их еще сильнее, они начинают плакать и таким образом превращаются в так называемого «бешеного попрошайку». Кто-то бросает ему двадцать грошей или даже ползлотого, но на такую мелкую сумму несчастный ничего не может купить.

Тогда эти новоявленные нищие начинают ходить от двери к двери, спрашивая, нет ли в доме остатков супа или нескольких ломтиков черствого хлеба. Нетерпеливый хозяин объясняет, что у него ничего нет, что он должен кормить своих беженцев – сестру с тремя детьми из провинции и старую мать жены. В его доме все верх дном, ему пришлось поселить трех субквартирантов с их семьями, и, с тревогой думая о себе, вдобавок ко всему он должен постоянно открывать дверь. Какими наглыми стали нищие! А нищие ходят от двери к двери, умоляя: «Может быть, у вас что-то осталось от обеда? Несколько ломтиков черствого хлеба? Или, может быть, вам нужен кто-то, кто вынес бы мусор?»

У моей мамы есть два постоянных беженца – соотечественники из Лодзи, которые каждый день появляются здесь ради своего основного приема пищи. Один приходит в полдень, другой ночью. Я не захожу на кухню, когда они едят, чтобы не обидеть их. Но я каждый день вижу таких же респектабельных нищих с осунувшимися лицами и пустыми глазами, сидящих на лестнице нашего дома и поедающих объедки, данные им богоугодными и состоятельными хозяйками. Очень часто после такой чудесной трапезы из каши, свеклы, борща и прочего хлама они засыпают и увлекаются сладкими мечтами о полных тарелках еды и мягких постелях. Сегодня, когда я вышла во двор, то увидела высокого, видимо, хорошо одетого молодого человека, стоящего возле мусорного бака.